При этом, в бункере все лишь живут, а здесь же буквально каждый выполняет
определенную работу, отсюда и впечатление, что абсолютно каждый человек завода
ежесекундно мчится куда-то, выполняя что-то неимоверно важно и жизненно
необходимое для выживания всего города.
То ли еще будет с ним, когда он окажется под землей, где и находятся основные
постройки - жилой комплекс завода, громадина ядерного реактора, цеха сборки
боеголовок и ракет... Все это, большей частью созданное еще до войны, уходит под
землю на глубину более пятнадцати метров, образуя многоуровневую систему ходов....
Черт, ну почему при мысли о заводе так упорно напрашивается аналогия с
муравейником? Видимо, сходство и в самом деле есть.
- Вы... Вы давно здесь? - с трудом сдерживая свой юношеский, почти детский
восторг, спрашивает Бомбодел.
- Да. - отвечаю я. - Что-то около трех с половиной лет. Юбилеи не отмечала, да и
новоселья не праздновала, так что точно не скажу.
- Здесь всегда было так... Так здорово?!
- Нет, не всегда. Стены возвели года три назад, после того, как на завод сквозь
его хлипкие ограждения, проникла стая волков. Тогда погибли шесть человек, среди
которых был и один из ведущих ядерщиков тех лет. После этого завод и стал
отрезанной от мира крепостью... Ну и, естественно, все эти ангары тоже не сразу
строились. Прежние наземные постройки, те, что были до войны, разметало первым
же взрывом, да и многие подземные пострадали при первой атаке...
- Я видел первую атаку, - говорит Антон, мрачнея, - Я хорошо помню ее. Мне тогда
было четырнадцать... Я решил, что это - конец света.
- Так и было. - отвечаю я. - Конец света, начало Черного Безмолвия.
- Века бегунов...
Да что ж тебе приелись бегуны то, а? Прямо как мне сравнение завода с
мурашейником... Век бегунов... Век Безмолвия, и все тут! Бегунов слишком мало,
чтобы нас можно было считать силой. Будет больше - вот тогда и поговорим, вот
только, меня к тому времени в живых уже не будет.
- Оставь бегунов в покое. - как можно мягче отвечаю я, - Как-нибудь еще
встретимся с тобой, поговорим на эту тему. А пока - тебе в отдел кадров... Прямо,
и за восемнадцатым ангаром - налево, табличка во всю дверь с этой надписью.
- А что такое отдел кадров? - спрашивает он. Нет, не смеется, не издевается,
правда не знает.
- Дань уважения прошлому. Одно название, не более того. Место, где тебе встретят
и типа примут на работу. Определят, в какой отдел ты лучше всего годишься,
пропишут в жилом секторе... В общем, на месте разберешься. А мне пора на
аудиенцию к Сырецкому. Поживешь с мое, быть может, тоже станешь у него званым
гостем.
Он делает пару шагов в указанном мною направлении. Я стаю на месте, провожая его
взглядом. Жду, когда же он обернется, и он оборачивается.
- Спасибо. - говорит он.
- За что?
- За все. За то, что спасли мне жизнь, за то, что показали Безмолвие. За то, что
развеяли мою мечту стать бегуном...
Ах ты маленький засранец! Мечту я его, видите ли, развеяла. А тебе что, кто-то
говорил, что быть бегуном - это сплошная сказка? Неуязвимость, скорость и
свобода? Интересно, что же ты понял, встретив на своем пути меня?! Мне хочется
высказать ему все это, но я молчу...
- ...И за то, что показали мне, что чудовища тоже бывают милыми.
Вот те раз! Муж, конечно, именовал меня "моя милая сволочь", за что не раз
получал от меня подушкой по физиономии, но вот "милое чудовище" - это даже для
меня что-то новенькое.
Антон поворачивается, чтобы уйти, и я говорю ему в след:
- Ты еще не видел аморфов и медведей! Вот это - чудовища. |