— Ну, Дани, ты не психоаналитик, а наставник приюта для бедных сирот, банальный и злющий притом. Всех обидел. И всех вывел на «чистую воду». Лукка Бенцони не разбойник, а очень симпатичный и респектабельный господин. Я видел, как он рыдал у ее ног. А злополучный доктор Динстлер — увы, не расколдовал, а передал этому славному малому больную женщину, которую он будет любить героически, с сознанием собственной жертвы… Ну вот тогда-то он и будет негодяем! — неожиданно завелся Йохим.

— Ты не можешь представить себе, Дани, как она, даже такая «заколдованная» — сногсшибательно прекрасна!

— Вот, Ехи, вот. Сядь, пожалуйста, на место. Мы переходим к серьезным выводам… Из всего, что мне стало известно и о чем я уже был ранее осведомлен, могу с полной убежденностью и ответственностью постановить следующее: — Дани удержал друга, помешав ему подняться: — Спокойно, больной, будьте мужественны. Во-первых, доктор Динстлер, сегодня же, я мокну вас в пруд, а вы расправите крылья — они у вас — лебединые! Тихо, тихо, я только начал. Во-вторых. В вашей лебединой породе все не так, как у нас — простых гусей. У нас «чувиха» — у вас — «Фея», у нас «свиданка» — у вас — «встреча». У нас — жизнь, а у вас — Судьба. Уж не знаю, кто там сочиняет лебединые песни — но эта девчонка — вернее все четыре встречи с ней — твоя Судьба. Твоя лебединая песня. Простите, сударь, за высокий стиль. И не покидайте дивана, пожалуйста. Вы сейчас можете упасть, потому что, в-третьих, Ехи, прекрати выпендриваться и лгать, прекрати отбиваться обеими руками от очевидности — ты любишь ее!. Любишь так, как умеют, естественно, только лебеди, выполняя предписанное Судьбой. Все. Можешь встать. — Дани сел рядом с другом. Ну а тот и не мог подняться.

В синем бездонном пространстве он явственно увидел огненную линию, сворачивающуюся в круг и услышал щелчек, с которым этот круг, искря на стыке, сомкнулся. Концы сошлись! Он любит, он всегда любил и будет любить Ее, кто бы и где бы она не была.

Утром друзья прощались в некотором замешательстве.

— Как же мне теперь, Дани? Что делать-то? Ждать? Преследовать ее? Добиваться? Забыть?

— Не сможешь ты, лебедь умирающий, преследовать и добиваться. Сиди, значит и дожидайся, когда Судьба сама явится — она у тебя мудреная.

— А если уже нечего ждать — круг замкнулся?

— Ну, тогда доживай в скорбях и трудах праведных И попробуй быть как все. Знаю, вам — лебедям, это трудно. Вот и осваивай новую линию — подвиг смирения… — Дани подмигнул, — Между прочим, Сильвия с Нелли обещают устроить нам веселое Рождество. Имей в виду, лебедь.

3

Как ни странно, Йохиму стало дышаться легче. Он теперь знал, что любит и раскручивать весь сюжет назад на предмет выявления признаков любви доставляло ему странное удовольствие. Он только сейчас понял, что такое любовь, содрогаясь от мысли, что и Ванду и Нелли принимал за возлюбленных. Он научился ревновать, вспоминая чужие фиалки в комнате Алисы, наверняка, чрезвычайно ей дорогие. Он задним числом стал коллекционировать мельчайшие знаки внимания, которые как драгоценные реликвии собирают все влюбленные. Алисин особый взгляд, когда он заявил о своей некрасивости, ее опровержение и, как она определила его? — «обаятельный!» Да — обаятельный.