Вот уже четверть часа я внимательно наблюдаю за Остином, неужели устоял? И знаете, каков результат моих наблюдений — вы с ним не пара. Друзья, близкие, давнишние, быть может, но — не пара! Нет этой ниточки тонюсенькой, насмерть привязывающей… А посему — я спокойна и весьма расположена к благодеяниям. — Лаура загасила сигарету и поднялась. — Едем, Алиса, одеваться и сделаем все возможное, чтобы каждый, кому сия картина будет явлена в обрамлении, был бы нокаутирован на первой секунде.

И они отправились в маленькое путешествие, сократив благодаря общительности Лауры период приятельского сближения до минимума. Выруливая из узеньких дорожек среди садов и рощиц на автостраду, она уже общалась с Алисой так, будто совершила с ней кругосветное путешествие в одной каюте. Причем, отсутствием ответного энтузиазма, ничуть не смущало общительную итальянку.

— Ладно, ладно, я пока не вытягиваю из тебя признаний, даже в обмен на собственные, — Лаура до отказа опустила стекло и раскурила новую сигарету. — Ничего, что дымлю? Вообще-то я обещала Остину бросить. Мы с ним почти обручены. «Почти» — потому, что у него какой-то особый «бизнес», как он говорит, и жизнь абсолютно сумасшедшая: мотается по всему свету, черт знает где, возвращается усталый, помятый, как беспризорная собака и его приходиться долго «одомашнивать» — отмывать, одевать, откармливать любимым супом из красной свеклы и капусты… Мы вместе уже почти пять лет, правда, с большими интервалами. Самым долгим совместным житьем был нам медовый месяц — целых две недели неразлучно у горного озера в какой-то охотничьей хижине. Это было что-то отдельное, особенное, не из сих мирских радостей купание в ледяных водопадах, лошади с длиннющими белоснежными гривами, костры в ночном лесу, бабочки лохматые, чуть не с воробья, закаты, рассветы, радуги в полнеба — и все только для нас. Знаешь, когда вдвоем на краю света и от счастья хочется умереть!

— Знаю. Бывала, правда, не так далеко. Мой «край» был в Шемони и без костров, но в сущности, думаю, такой же: умереть хотелось от счастья. А пришлось — с горя… Но это — другой разговор.

Лаура мельком взглянула в зеркальце на притихшую Алису.

— Извини, что я так с откровениями накинулась. Ужасно рада, что могу поговорить с тобой об Остине. Такой редкий случай — ты любишь его, но не любовница, ценишь, уважаешь, но не собираешься заполучить. А может, ты его еще просто не разглядела? Хотя это невозможно. Мои подружки кладут на него глаз сразу — не мудрено, он — как золотая десятка — я видела у него такую русскую старинную монету с профилем царя — в куче дерьма.

Ох уж эти наши богемные красавчики! Остин совсем другой, в нем сразу чувствуется редкое, наидрагоценнейшее мужское качество — надежность. Надежность — это все: сила, смелость, благородство, ум. Когда знаешь, что всегда, в любой ситуации ты сможешь им гордиться, что никогда тебе не станет неловко за свой выбор. А у меня критерии не занижены — было из чего выбирать… И к тому же он нежный. Надежный и нежный — просто невероятно! Лаура радостно засмеялась. — Представляешь, например. этот рыжий культурист с чувственной рожей, рекламирующий «Кемел» вдруг начнет предлагать взбитые сливки или новую марку стиральной машины, призывая собратьев разделить с женами тяготы домашней работы! Он так любит детей! Я имею в виду Брауна, конечно.