|
Зато в историях о злоключениях бедолаги Муллы Насреддина и его ишака материала для интеллектуального состязания не было. Больше всего мне нравилось, когда попадалось слово, значения которого Хасан не знал. Пользуясь его невежеством, я не упускал случая посмеяться над ним. Как-то раз, когда я читал ему что-то про Муллу Насреддина, он прервал меня: – Что значит это слово? – Какое? – «Кретин». – Ты что, не знаешь? – ухмыльнулся я. – Нет, Амир-ага. – Да его ведь употребляют все кому не лень! – А я его не знаю. Если он и уловил издевку в моих словах, то виду не подал. – Это слово известно всем в моей школе. «Кретин» – значит сообразительный, умный. Я так называю тебя. Если хотите знать мое мнение, говорю я людям, Хасан – настоящий кретин. – Ага. Вот оно что. Потом меня всегда мучила совесть, и я, стремясь искупить свой грех, дарил ему свою старую рубашку или поломанную игрушку. Себя я старался убедить, что это вполне достаточное вознаграждение за безобидную проделку, невольной жертвой которой стал Хасан. Любимой книгой Хасана была эпическая поэма «Шахнаме» («Книга о царях»), сложенная в десятом веке и повествующая о древних персидских героях[11 - «Шахнаме» – общее название прозаических и стихотворных сводов мифов и исторических хроник персидских народов. Самый значительный из них – знаменитая поэма великого персидского поэта Фирдоуси, писать которую начал другой персидский поэт – Дакики. От остальных сводов сохранились лишь фрагменты. «Шахнаме» начали составлять в III—VI веках на среднеперсидском языке, в VIII—IX веках – переводить на арабский язык, но эти тексты до нашего времени не дошли. В X веке на их основе были созданы своды на фарси.]. Он был без ума от царей стародавних времен, от Феридуна, Золя и Рудабе. Но больше всего ему нравилась история о Рустеме и Сохрабе. Рустем, великий воин на быстроногом скакуне Рехше, смертельно ранит в битве доблестного Сохраба, и тут оказывается, что Сохраб – его пропавший сын. Сраженный горем, Рустем слышит предсмертные слова сына. Когда таким Рустема увидал Сохраб – на миг сознанье потерял. Сказал потом: «Когда ты впрямь отец мой, Что ж злобно так ускорил ты конец мой? «Кто ты?» – я речь с тобою заводил, Но я любви в тебе не пробудил. Теперь иди кольчугу расстегни мне. Отец, на тело светлое взгляни мне. Здесь, у плеча, – печать и талисман, Что матерью моею был мне дан. Когда войной пошел я на Иран И загремел походный барабан, Мать вслед за мной к воротам поспешила И этот талисман твой мне вручила. "Носи, сказала, втайне! Лишь потом Открой его, как встретишься с отцом"». Рустем свой знак на сыне увидал И на себе кольчугу разодрал. Сказал: «О сын, моей рукой убитый, О храбрый лев мой, всюду знаменитый!» Увы! Рустем, стеная, говорил, Рвал волосы и кровь, не слезы, лил. |
