Вздыхаю. В детстве мы с Барроном не ладили, а теперь из всех родственников я только с ним и могу нормально поговорить.

— Филип на тебя наезжает?

— Скажем так: если зависну здесь подольше — действительно руки на себя наложу.

— Главное, ты в порядке.

Тон у него, конечно, покровительственный, но все равно приятно.

— А можно к тебе?

Баррон изучает юриспруденцию в Принстоне. Смешно, если вдуматься, — ведь он неисправимый лгун. Постоянно забывает, что именно тебе наврал, но свято верит в свои слова. Так что иногда и сам начинаешь сомневаться. В суде наверняка сразу начнет выдумывать какие-нибудь немыслимые байки про клиента.

— Надо соседку по комнате спросить. Она встречается с послом, все время в Нью-Йорк ездит на представительской машине. Не знаю, согласится ли.

Типичное вранье.

— Если она все время в отъезде, может, и ничего. Я поищу, куда голову приткнуть. На автобусной остановке переночую на крайняк.

Явно перебор.

— А почему у Филипа не хочешь пожить?

— Он сдал меня деду, а тот хочет разгрести бардак в старом доме. Филип прямо не сказал, но ему явно не терпится меня сплавить.

— Глупости. Не будь параноиком.

Вот Баррона он бы охотно пригласил.

В семь лет я вечно увивался за тринадцатилетним Филипом, играл в супергероев. Брат вроде как был Бэтменом, а я Робином или еще кем-нибудь второстепенным. Мне нравилось воображать, что он меня спасет из беды. Например, старая песочница превращалась в гигантские песочные часы, и меня могло засыпать насмерть, а в дырявом детском бассейне подстерегали акулы. Я всегда звал Филипа на помощь, но в конце концов вместо него являлся десятилетний Баррон.

Вот он-то точно дружил с Филипом. Уже тогда доделывал то, на что у брата времени не хватало.

Например, со мной возился. Почти все детство я страшно завидовал Баррону и хотел очутиться на его месте. Злился.

А потом понял, что мне никогда им не стать.

— Может, хотя бы на пару дней?

— Ладно-ладно. — Но это он несерьезно, опять увертывается. — А что за странный сон? От которого ты на крышу полез?

Фыркаю.

— Кошка украла язык, хотел его вернуть.

Брат смеется.

— Ну и бардак у тебя в голове, пацан. В следующий раз пускай забирает язык насовсем.

Ненавижу это слово — «пацан», но спорить смысла нет.

Прощаюсь и ставлю трубку на зарядку. Отправляю по почте домашку.

Маура заходит в кабинет, а я как раз шарю по папкам на рабочем столе у Филипа. Куча картинок с обнаженными девицами. Валяются на спине, стягивают длинные бархатные перчатки, трогают грудь голыми руками. Изображение парня с бриллиантовой подвеской и в идиотских шароварах явно не туда затесалось. Скука, в общем-то, никакого криминала.

— Держи. — Маура протягивает кружку и две таблетки. Судя по запаху — чай с мятой. Взгляд у нее блуждает. — Филип просил тебе отнести.

— А что это?

— Поможет заснуть.

Глотаю пилюли и залпом выпиваю чай.

— И чего вы не поделили? Он сам не свой, когда ты приезжаешь.

— Да ничего.

Не буду объяснять, ведь Маура мне на самом деле нравится. Не рассказывать же ей, что Филипу страшно, когда я рядом с его сыном. Из-за Лилы. Он же видел тогда мое лицо, кровь, помогал спрятать тело. Я бы на его месте тоже нервничал.

Просыпаюсь посреди ночи. Очень надо в туалет. Голова словно набита ватой. Шатаясь, бреду по ковру в коридоре. Внизу вроде кто-то разговаривает. Справляю нужду, собираюсь нажать на слив, но внезапно останавливаюсь.

— Ты что здесь делаешь? — спрашивает Филип.

— Приехал сразу, как узнал.