– Думаю, тебе не вредно иной раз заглянуть в церковь, – заметила Эбба.

Валландеру вспомнилось, как год назад они с Байбой Лиепой несколько вечеров подряд допоздна сидели в рижской церкви. Но он ничего не сказал. При всем желании он не мог сейчас думать о Байбе.

Пастор Туресон оказался человеком средних лет, высоким, крепким, с пышной седой шевелюрой. И силой не обижен – рукопожатие прямо‑таки железное.

Убранство церкви было очень скромным, и Валландер не испытывал гнетущего ощущения, которое так часто донимало его в иных храмах. Они устроились на стульях возле алтаря.

– Несколько часов назад я звонил Роберту, – сказал пастор Туресон. – Бедняга, он в полном отчаянии. Вы еще не нашли ее?

– Нет.

– Не понимаю, что могло случиться. Луиза не из тех, кто пускается в опасные авантюры.

– Иногда опасности избежать невозможно, – сказал Валландер.

– Что вы имеете в виду?

– Опасности бывают двоякого рода. Одним люди подвергают себя сами. Другим – подвергаются. Это не совсем одно и то же.

Пастор Туресон беспомощно развел руками. Тревога его казалась искренней, как и сочувствие мужу и дочерям.

– Расскажите о ней, – сказал Валландер. – Какая она была? Вы давно ее знаете? И что за семья у Окерблумов?

Пастор Туресон серьезно посмотрел на него:

– Вы спрашиваете так, будто все уже кончено.

– Дурная привычка, – извинился Валландер. – Конечно, я имею в виду: расскажите, какая она.

– Я служу пастором в этом приходе уже пять лет, – начал Туресон. – И по моему выговору вы наверняка догадались, что родом я из Гётеборга. И все это время Окерблумы являются прихожанами нашей церкви. Они оба из методистских семей и познакомились через церковь. Теперь вот и дочки их воспитываются в истинной вере. Роберт и Луиза люди прилежные. Работящие, бережливые, щедрые. Иначе не скажешь. Вообще трудно говорить о них по отдельности. Вся моя паства просто потрясена исчезновением Луизы. Вчера во время нашей общей молитвы я необычайно остро это почувствовал.

Образцовая семья. Без сучка без задоринки, подумал Валландер. Можно опросить еще тысячу людей, и все скажут одно и то же. Нет у Луизы Окерблум ни недостатков, ни слабостей. Только вот – она пропала.

Что‑то здесь не так. Всё не так.

– О чем вы задумались, комиссар? – спросил пастор Туресон.

– О слабости, – отозвался Валландер. – Ведь именно слабость – один из краеугольных камней всякой религии, вы согласны? Мы верим, что Господь поможет нам преодолеть нашу слабость?

– Совершенно верно.

– Но у меня складывается впечатление, будто Луиза Окерблум никаких слабостей не имела. Ее образ настолько безупречен, что поневоле начинаешь сомневаться. Неужели правда бывают такие насквозь хорошие, добрые люди?

– Луиза действительно такая, – ответил пастор Туресон.

– Прямо ангел во плоти, а?

– Да нет. Помню, как‑то раз на приходском вечере она варила кофе. И обожглась. Так я сам слышал, как она чертыхнулась.

Валландер попробовал начать сначала.

– Вы уверены, что в ее отношениях с мужем не было никакого конфликта? – спросил он.

– Абсолютно уверен, – ответил пастор.

– И другого мужчины не было?

– Конечно нет. Надеюсь, вы не станете задавать этот вопрос Роберту.

– А религиозные сомнения не могли ее одолеть?

– Нет, это совершенно исключено. Я бы знал.

– У нее могли быть причины покончить самоубийством?

– Нет.