И он не промахнулся.

Заговор, который я наложил на свою ветровку, не раз и не два сослужил мне добрую службу. Он защищал меня от когтей, и клювов, и клыков, и даже от осколков битого стекла спас однажды. Он смягчал силу удара самых разнообразных предметов, как тупых, так и острых. В общем, он неоднократно спасал мне жизнь в потенциально опасных для здоровья ситуациях. Но на такое я его никак не рассчитывал.

Существует огромная разница между тем оружием, которым пользуются обычные чикагские громилы, и тем, что состоит на вооружении в армии. Боевые пули в стальной оболочке в отличие от обычных, свинцовых, не плющатся. Они тяжелее, они летят с большей скоростью, и энергия их целиком сконцентрирована в точке соприкосновения с целью – а это значит, что рассчитаны они не на то, чтобы, деформируясь или разлетаясь на осколки, причинять телу максимум повреждений, а на то, чтобы пробить насквозь все, что встретится на пути. Самый совершенный бронежилет почти бесполезен, когда огонь ведется из армейского стрелкового оружия, тем более, когда дистанция стрельбы составляет всего десять футов.

Пули ударили в меня не серией отдельных попаданий, как я ожидал, но одним непрерывным шквалом грохота, давления и боли. Мир пошел кругом. Я кубарем катился по трескающемуся льду. Солнце нашло просвет в клубах дыма и било мне в глаза. На меня волной накатила тошнота, а этот чертов свет в глаза сделался просто невыносимым. Я вдруг разом лишился сил, и хотя я помнил, что должен сделать что-то важное, никак не мог вспомнить, что именно.

* * *

… если бы еще не этот чертов свет, продолжавший жечь мне глаза…

–…здесь было бы даже приятно, – буркнул я Рамиресу и прикрыл глаза рукой от жгучих лучей нью-мексиканского солнца. – Каждое утро так и кажется, будто в глаза кто иголками тычет.

Рамирес, одетый в армейские штаны с распродажи, свободную белую футболку, широкополую тропическую шляпу цвета хаки (одно поле пристегнуто, второе раздолбайски оттопыривается в сторону) и солнечные очки-ленту, отозвался своей обыкновенной белозубой улыбкой и тряхнул головой.

– Ради Бога, Гарри, кто мешал тебе захватить очки?

– Не люблю очки, – признался я. – Какие-то совершенно посторонние штуковины на глазах… и вид пучеглазый.

– Ты чего больше боишься, вида пучеглазого или ослепнуть? – поинтересовался Рамирес.

Глаза привыкли немного к свету, и я опустил руку; сильно прищурившись, солнце можно было даже терпеть.

– Заткнись, Карлос.

– Кто у нас сегодня самый ворчливый чародей? – произнес Карлос тоном, каким разговаривают обычно с любимой собакой.

– Будь ты всего на пару лет старше, и с такого количество пива на сон грядущий у тебя тоже башка затрещит, – я добавил про себя еще несколько проклятий, тряхнул головой и попытался изобразить из себя то, каким представляют себе опытного чародея – то бишь, перестал хныкать… перестать хмуриться у меня, правда, не получилось. – Кто у нас сегодня?

Рамирес достал из кармана записную книжку и полистал ее.

– Ужасная Двойня, – ответил он. – Близняшки Трейлмен.

– Ты шутишь. Им же еще двенадцати не исполнилось.

– Шестнадцать, – возразил Рамирес.

– Двенадцать, шестнадцать, – проворчал я. – Один фиг, дети.

Улыбка Рамиреса померкла.

– Им некогда быть детьми, дружище. У них талант заклинателей, поэтому они нам нужны.

– Шестнадцать, – повторил я. – Блин-тарарам. Ладно, давай сначала позавтракаем.

Мы с Рамиресом отправились в столовую. Место, которое Люччо выбрала для обучения будущих Стражей основам боевой магии, было некогда городком, выросшим в одночасье во время рудного бума и также в одночасье вымершим, когда жила медной руды, вызвавшей его к жизни, иссякла.