И правда, что? Все-таки нажать «вызов»? Мало ли кто там явится, вдруг с ним можно договориться? Роман пополз к кнопочной панели… Пластик под ним неторопливо зашевелился…

- Ну что тебе надо! – выдохнул Роман, - Я ж тебя не трогал! Я ни один лифт даже в детстве не изгадил!

Что за чушь он несет! Можно подумать, объекту 7/13 не все равно, можно подумать, он жаждет отомстить за своих заблеванных и исцарапанных надписями собратьев…

Пластик вздохнул. Роману показалось, что кабина вроде бы стала меньше. Точно, меньше! Стены надвигались – почти незаметно, но неуклонно.

«Их надо остановить! Отогнать, отпугнуть, да чем же его отпугнешь, кто знает, чего боится лифт… Чего. Боится. Лифт.» – лихорадочное мельтешение мыслей вдруг сменилось четким, ясным образом загаженного лифта в Романовой многоэтажке. Лифта с разбитым зеркалом, исцарапанными стенами, лифта с…

Роман резко протянул руку и гаркнул на оцепеневшего охранника:

- Зажигалку!

Охранник недоуменно уставился в открытую ладонь, но Роману было не до его недоумения.

- Дай, у тебя есть! – выкрикнул Роман и словно удар хлыста, громовое, - Быстро!

Охранник сунул руку в карман и выхватил яркую пластиковую трубочку.

Задыхающийся от боли и обморочной слабости Роман приник к полу – он не встанет, не может, больно, нет! – и скользя пальцами по гладким стенам, поднялся на здоровую ногу. Подпрыгнул ближе к панели – висящая гирей раненная нога отозвалась тягучей, оглушающей мукой.

В каком-то мгновенном наитии Роман мазнул окровавленной ладонью по кнопкам – нравится тебе кровь, пожалуйста! – и тут же в другой его руке вспыхнул огонек.

- Всегда мечтал это сделать, воспитание не позволяло, - зло ощерившись, Роман поднес зажигалку к панели.

Кнопки занялись враз. В кабине остро завоняло сгорающим пластиком, черные прямоугольнички потекли, оплавляясь.

И тогда лифт замер, явно не понимая, что с ним происходит. Потом загудел – и в гудении этом слышались нотки ужаса. Кабина заметалась: рухнула вниз, взмыла вверх… Романа отшвырнуло прочь от пылающей панели – прямо на охранника.

- Отцепись от ружья, придурок! Меня держи! – скомандовал Роман, подхватывая катящийся по полу нож, - Держи, я сказал!

Руки охранника неуверенно вцепились ему в пояс.

И тогда Роман с маху рубанул пластик ножом – крест-накрест.

На гладкой стене появилась крупная буква «Х».

Гудение лифта переросло в подлинный крик.

Скользя пальцами по гладкому пластику, Роман вжался в стену и занес хищно подрагивающий нож:

- Не нравится!? А «игрек» к «иксу» не хочешь?

Пластик стены пошел волнами.

- Держи крепче, если жить хочешь! – скомандовал Роман охраннику.

Вспарывая пластик, нож прочертил на стене глубокую букву «У».

Лифт встал. Стены его сотрясала дрожь – так дрожит загнанное, истерзанное, страдающее от боли животное.

Нож врезал в пластик длинную черту.

Лифт забился в муке. Раздвижные двери задергались, разъезжаясь и сталкиваясь, колотясь друг о друга...

Последняя буква «И» располосовала стену.

Лифт завыл… Стену выгнуло, выталкивая Романа сквозь полуоткрытые двери… Но в самую последнюю даже не секунду – долю секунды – тот успел всадить клинок в стену. Превращая «И» в «Й».

Вой, слышанный им раньше, был ничто. Тень крика. Эхо крика.

Двери лифта не раскрылись – они скорчились, свернулись, как скручивается в огне лист бумаги.

Звуковой волной Романа швырнуло в открывшийся проем, завертело в воздухе… и со всего маху выплюнуло в холл, приложив о бетон площадки.