Белобрысый блондинчик с длинной жидкой бородкой, он обычно смотрел на нее печально и безнадежно, как бассет на миску с едой, до которой никак не достать.
— Что стряслось, Томми?! Прихожу домой еле живая от усталости, весь день занятия, а тут еще ты со своими инсинуациями!
Она повесила пальто в прихожей, размотала толстый белый шарф, в несколько слоев обвивавший шею, поставила сумку, набитую учебниками и папками, и тряхнула длинными каштановыми волосами перед носом безобидного простака (так по крайней мере она считала до сих пор).
— Ты оставила использованный тампон в ванной.
— Ах! Ну извини. Я, верно, задумалась…
— И это все, что ты можешь сказать?
— Выходит, ты не знал, милый Томми, что раз в месяц у женщин случается кровотечение и это называется месячные?
— Но ты не имеешь права бросать свои тампоны в нашей ванной!
— Я же сказала: извини, я больше не буду… Сколько раз тебе повторять?
Она одарила его самой очаровательной из своих улыбочек.
— Ты, мерзкая эгоистка, даже не подумала о нас, о парнях, с которыми живешь в одной квартире!
— Я уже дважды извинилась, может, хватит? Я не собираюсь каяться, валяться у тебя в ногах и посыпать голову пеплом! Не должна я была его там забывать, это точно, ну а теперь что тебе еще нужно? Отдаться тебе в качестве компенсации? Исключено. Я, кажется, четко обрисовала ситуацию: никаких телесных контактов между нами быть не может. Как ты провел день, а? Небось трудно было на работе, на бирже падение… Тебя не выгнали ненароком? Ах, ну конечно! Давай сама догадаюсь: тебя выгнали, и ты срываешь на мне зло…
Томми, казалось, потерял дар речи от такого напора, но потом вновь принялся обличать Гортензию, через слово повторяя «тампон», «тампон».
— Ладно, Томми, хватит уже! Я готова поверить, что ты не знал, что такое тампоны, пока не нарвался на мой… Надо привыкать, если хочешь когда-нибудь замутить с девушкой… С настоящей девушкой. Не с той алкашкой, которую ты притащил в субботу вечером…
Он замолчал, развернулся и вышел из кухни, бормоча на ходу: «Жуткая девка, а? Просто Нарцисс в юбке! Говорил я им, никаких девок в квартире! И ведь прав был, как оказалось!»
Гортензия посмотрела ему вслед и проверещала:
— Знай же, что человек, который не сосредоточен на себе, ничего в жизни не добьется! Если я в двадцать лет не буду Нарциссом в юбке, к сорока я превращусь в мать Терезу! Нет уж, нет уж! А ты должен брать с меня пример, вместо того чтобы критиковать. Один урок — пятьдесят фунтов, если хочешь, я выпишу чек.
И она вошла на кухню, чтобы сварить себе кофе.
Ей предстояло всю ночь работать. Тема домашнего задания: нарисовать целый гардероб, основываясь на трех базовых цветах — черном, сером и темно-синем, начиная с обуви и заканчивая очками, платочком, сумкой и другими аксессуарами.
Остальные три соседа уже ждали ее возле кофе-машины.
Питер, Сэм и Руперт.
Сэм и Руперт работали в Сити, а Сити лихорадило. Они приходили с работы все позже, горбясь под грузом забот, и за чашкой вечернего кофе вспоминали, кого еще уволили за последний дни. А утром они вставали все раньше. Скрипя зубами, читали объявления в газетах.
На кухне установилась плотная удушливая атмосфера нависшей беды. Нахмуренные брови, унылые лица — страдание напоказ.
Гортензия выбрала в кофе-машине режим «очень крепкий», включила: ни единое слово не слетело с уст трех скорбящих. Она открыла холодильник, достала двадцатипроцентный творожок и кусочек ветчины. Ей необходим белок. Она взяла тарелку, выложила творожок, нарезала на тонкие ломтики ветчину. Они переглянулись с тем же трагическим видом.
— Да что случилось?! — спросила она наконец. |