Он вошел в нее резко, толчком, с глухим стоном. Замер. Приподнялся на локтях, обхватил ее лицо ладонями. Они долго-долго смотрели в глаза друг другу. А потом его злость и ее упрямство растворились в поцелуе.

Лис любил ее долго и нежно. Прощальная горечь сковывала горло, не давая сказать слова. Заснула Лиза в его руках и в слезах.

* * *

И все же не все слова были сказаны.

— Ладно, ты не хочешь на базу. Я понял. Давай вернемся в поселок. У нас большой дом.

У Лизы было полное ощущение агонии. С точки зрения рациональности и логики Лис был прав. И Кравцов был прав. А Лиза чувствовала себя деревом, которое вырывают из земли. И как объяснить это чувство Лису — она не знала. Лиза и себе объяснить ничего не могла. Она знала только, что должна остаться здесь. Необъяснимо.

— Что я буду делать там, в поселке?

— А что ты будешь делать здесь?!

— То же, что и в прошлую зиму.

Взгляд Лиса был тяжелый, но больше он ничего не сказал. Молча допил чай.

— Проводи меня.

А на берегу он крепко и коротко обнял Лизу.

— Через неделю приеду.

Лиза не стала спорить, а просто крепко обняла в ответ.

Лис стал приезжать часто. Каждый раз на катере был полный груза. Лис заготовил дров и сена, постоянно что-то делал по дому. Они даже засыпали не каждый раз вместе, потому что вместе они могли спать только на полу у камина, а для этого надо было, чтобы этот самый камин был растоплен, иначе на полу было слишком холодно. Лис отправлял Лизу спать на кровать, а сам устраивался в спальном мешке на полу.

Все это было неправильно. Очень неправильно с точки зрения логики и здравого смысла. Правильным было уехать в Алагем. Но Лиза не могла себя заставить поступить так, как требовала логика. Что-то держало ее здесь. Словно что-то должно этой зимой случиться именно здесь. Что-то важное.

Все, чему учили Лизу, весь ее опыт, все ее рацио — бунтовали против этого. Но бунт этот был бессилен изменить ход событий.

Лиза смирилась. Смирился и Лис.

В последний раз он приехал в середине октября. По ночам уже прихватывали заморозки, и утром вода в лужах блестела коркой льда.

— Разве не опасно теперь ходить по озеру? Я уже неделю не вижу катеров.

Лис не отвечал, сгружая коробки с катера.

— Зима в этом году будет ранняя. Не приезжай больше ко мне, Лис. Я буду волноваться, как ты доберешься.

Он разогнулся.

— Ты будешь волноваться?

— Да. Конечно.

— Угу. Понятно, — он подхватил коробку. — Это, конечно, важно. Что ты будешь волноваться. Пошли в дом, нечего тут на холоде стоять.

Лиза чувствовала свою вину. Тотальную правоту Лиса. И это был самый настоящий тупик.

Они провели вроде бы самый обычный вечер. Только молча. Лиза читала книгу, не понимая ее смысла. Лис постоянно что-то делал то дома, то снаружи.

И любили они тоже друг друга молча. У камина, как в тот, первый раз. И заснули так же у камина.

Утром пол выстыл. Снаружи дома, на деревьях листья схватило инеем.

Зима в этом году и в самом деле ранняя.

«Не приезжай больше. Не дли агонию», — мысленно уговаривала Лиза Лиса.

А он свое желание произнес вслух, хриплым и надсадным голосом.

— Лиса, поедем со мной. Я очень тебя прошу. Пожалуйста. Поедем со мной. Я прошу тебя.

Лиза шагнула к нему, обняла крепко и прижалась. А потом отступила.

— Встретимся в апреле, Лис.

Он ничего не сказал. Развернулся и в одно быстрое движение запрыгнул на катер. Взревел мотор, и за его рокотом не было слышно Лизин всхлип.