Чтобы добраться до своей лаборатории, Драчу предстояло пройти коридором мимо нескольких рабочих залов. Он заглянул в первый из них. Зал был разделен прозрачной перегородкой. Даже казалось, будто перегородки нет и зеленоватая вода необъяснимым образом не обрушивается на контрольный стол и двух одинаковых тоненьких девушек за ним.

    – Можно войти? – спросил Драч.

    Одна из девушек обернулась.

    – Ох! Вы меня напугали. Вы Драч? Вы дублер Грунина, да?

    – Правильно. А у вас тут кто?

    – Вы его не знаете, – проговорила другая девушка. – Он уже после вас в институт приехал. Фере, Станислав Фере.

    – Почему же, – ответил Драч. – Мы с ним учились. Он был на курс меня младше.

    Драч стоял в нерешительности перед стеклом, стараясь угадать в сплетении водорослей фигуру Фере.

    – Вы побудьте у нас, – пригласили девушки. – Нам тоже скучно.

    – Спасибо.

    – Я бы вас вафлями угостила…

    – Спасибо, я не люблю вафель. Я ем гвозди.

    Девушки засмеялись.

    – Вы веселый. А другие переживают. Стасик тоже переживает.

    Наконец Драч разглядел Станислава. Он казался бурым холмиком.

    – Но это только сначала, правда? – спросила девушка.

    – Нет, неправда, – ответил Драч. – Я вот и сейчас переживаю.

    – Не надо, – сказала вторая девушка. – Геворкян все сделает. Он же гений. Вы боитесь, что слишком долго там были?

    – Немножко боюсь. Хотя был предупрежден заранее.

    * * *

    Конечно, его предупредили заранее, неоднократно предупреждали. Тогда вообще скептически относились к работе Геворкяна. Бессмысленно идти на риск, если есть автоматика. Но институт все-таки существовал, и, конечно, биоформы были нужны. Признание скептиков пришло, когда биоформы Селвин и Скавронский спустились к батискафу Балтонена, который лежал, потеряв кабель и плавучесть, на глубине шести километров. Роботов, которые не только бы спустились в трещину, но и догадались, как освободить батискаф и спасти исследователей, не нашлось. А биоформы сделали все, что надо.

    – В принципе, – говорил Геворкян на одной пресс-конференции, и это глубоко запало в упрямую голову Драча, – наша работа предугадана сотнями писателей-сказочников в таких подробностях, что не оставляет места для воображения. Мы перестраиваем биологическую структуру человека по заказу, для исполнения какой-то конкретной работы, оставляя за собой возможность раскрутить закрученное. Однако самая сложная часть всего дела – это возвращение к исходной точке. Биотрансформация должна быть подобна одежде, защитному скафандру, который мы можем снять, как только в нем пройдет нужда. Да мы и не собираемся соперничать с конструкторами скафандров. Мы, биоформисты, подхватываем эстафету там, где они бессильны. Скафандр для работы на глубине в десять километров слишком громоздок, чтобы существо, заключенное в нем, могло исполнять ту же работу, что и на поверхности земли. Но на той же глубине отлично себя чувствуют некоторые рыбы и моллюски. Принципиально возможно перестроить организм человека так, чтобы он функционировал по тем же законам, что и организм глубоководной рыбы. Но если мы этого достигнем, возникает иная проблема. Я не верю в то, что человек, знающий, что он обречен навечно находиться на громадной глубине в среде моллюсков, останется полноценным.