И проснулась от вздрогнувшего сердца.

Немного полежала, успокаивая себя. Снизу доносились звуки скрипки, гомон голосов, веселый визг. Туда, туда! — одиночество и темнота стали вдруг невыносимы. Выпить залпом полный стакан виски или коньяку, чтобы огнем вжарило по всем жилам, чтобы нервы оплавились по краям, чтобы отпустило…

Поспешно, путаясь в застежках и рукавах, Таня оделась, поправила прическу у большого зеркала, подошла к двери, потянула за ручку.

Заперто. Что бы это значило?

Она забарабанила в дверь, прислушалась. Никакой реакции.

— Эй! Выпустите меня!

Тихо. Потом пол заскрипел под тяжелыми, медленными шагами. Приближалось что-то чужое, угрожающее. Шаги замерли у двери. Хриплое, подрыки-вающее дыхание, сопение, под тяжелой рукой дрогнул косяк.

— Дарлинг, это ты?

— Х-ха! Это вер-рно, я твой дарлинг, шлюха, бра-ха-ха! Ща открою и позабавимся! Бу-бу-бу!

Грубый, пропитой и абсолютно незнакомый голосина. Не все слова разберешь, но смысл ясен предельно. Металлический стук с той стороны — должно быть, целится ключом в скважину, но спьяну попасть не может.

Таня метнулась в ванную, набросила на петлю крючок — и в ту же секунду бабахнула настежь распахнутая дверь.

— Ба-а! Где ты, тварь, выходи, хуже будет!.. А-а, вот ты где!

Мощный толчок в дверь ванной. Филенка прогнулась, жалобно взвизгнули винты, на которых крепилась петелька. Запор-то на соплях, чисто декоративный…

Второго толчка дверь не выдержала. В ванную с ревом ввалилось что-то серое, громадное и, напоровшись на своевременно выставленную Танину ногу, полетело башкой вперед точнехонько в твердую фарфоровую грань унитаза. Удар явно пришелся ему не по душе. Туловище утробно зарычало, разворачиваясь, как в замедленной съемке. Еще эхо злобного рыка не спустилось по стенам унитаза в городскую канализационную сеть, а Таня точным прямым ударом чуть подвернутой ступни въехала охальнику в точку, где задница соединяется с проблемным местом. Мужик ухнул, скрючился, и, не давая ему опомниться, Таня воткнула нежные пальчики в шейные позвонки и, крякнув от напряжения, хрустнула ими. Низ ее живота сдавило, тошнотная муть вибрировала во всем теле, пытаясь расслабиться, она так и упала на простертое тело. Несколько секунд пролежала, приходя в себя. От того, на чем она лежала, не исходило ни звука, ни шевеления.

Готов. Вот и началась новая жизнь.

Держась за стенку, Таня поднялась, автоматически одернула блузку, осмотрелась. Крови не было. На полу ничком лежал громадный рыжий мужик в добротном, но сильно помятом костюме и лакированных остроносых башмаках. Шея неестественно выгнута голова прижата к полу небритой щекой, на Таню злобно смотрит маленький, заплывший кровью голубой глаз. Рыло совершенно свиное, из полураскрытой пасти торчит желтый клык.

Красавчик! Однако надо что-то делать. И быстро.

Таня вышла из ванной, приблизилась к распахнутой двери в номер, выглянула в тускло освещенный коридор. Никого. Она вынула из скважины желтый фигурный ключ и заперла дверь изнутри. Открыла шкаф, вытащила пустую спортивную сумку, поставила на кровать, опустилась на колени, просунула под кровать руку, провела по днищу.

Черт! Гладко! Провела еще раз…

Вчера, когда она впервые переступила порог этой комнаты, первым делом переложила свой паспорт и деньги в маленький полиэтиленовый пакет и прикрепила к днищу кровати клейкой оранжевой лентой с надписью «British Airways», прихваченной в аэропорту.