Да…
— Ну, они-то знают побольше нас с тобой, — заметил Матвеич, он любил подзадоривать завистливого друга.
— А вот и не знают! Да я, если бы захотел, завтра бы богачем сделался…
— Не пугай, Емеля.
— Верно говорю!.. Я бы им показал…
Выпив залпом рюмку водки, Емельян хлопнул дедушку Елизара по плечу и проговорил:
— Хочешь, озолочу, старичок? И не тебя одного озолочу, а всех старателей… Поминайте Емельку. Да…
Матвеич слушал и только улыбался. Очень уж смешно Емелька хвастается. Дедушка Елизар тоже ухмылялся, чувствуя, как у него начинаешь кружиться голова.
— Так обогатишь, Емельян? — спрашивал он.
— И очень просто… Вот и Матвеич скажет. Да-а… Знаешь покос Дорони Бородина на Мартьяне?
— Кто его не знает…
— Ну, так тут тебе и богачество… Хоть руками бери платину. А вы одно долбите: Шкарабуры, Шинкаренки, Канусик… тьфу!… Так, Матвеич?
Матвеич только покачал головой.
— На покосе у Дорони Бородина? Тоже и скажет человек…
— Да я же тебе говорю… Вот сейчас с места не сойти! — клялся Емельян. — Прямо богачество…
— Пустяки, — сказал Матвеич. — Ты думаешь, до тебя никто и не пробовал? Весь Мартьян обшарили… Не положил, — не ищи.
Емельян окончательно рассердился, схватил шапку и, не простившись, ушел.
— Не от ума человек болтает, — заметил Матвеич. — Сон приснился, а он богачество. Пустяки… Уж я ли не знаю Мартьян? Слава Богу, сто раз по нему прошел… Сколько шурфов брошенных по нему. Тоже, добрые люди старались…
Когда дедушка Елизар возвращался от дьячка домой, ему было вдвойне совестно: и дьячка опивал зря, и дела никакого не вышло. Напутал Емелька, только и всего.
— Поверил человек, — корил самого себя старик. — Дело…
Старик останавливался, укоризненно качал головой и вслух читал наставления самому себе:
— Кому поверил-то? Емельке… Самый непутевый человек. Стыдно, Елизар, седая твоя борода. Вот как стыдно… Разве я не знаю покоса Дорони Бородина? Хе-хе… Сам-то Емелька золотника платины не добыл, а других, говорит, обогачу. В самый раз обогатить… Э-эх! Елизар, не хорошо…
Дома дедушку Елизара ждала новая беда. Дарья рассказала все бабушке Парасковье, как барыня на Авроринском прииске просит Кирюшку себе, и как заартачился старик. Женщины со всех сторон обсудили этот вопрос и решили, что старик просто дурит.
— Сбесился наш старик! — говорила бабушка Парасковья. — Ему ладно, прожил свой век, а ведь Кирюшке еще жить да жить надо…
— Свекровушка, ведь, он может штегерем потом быть, — объясняла Дарья. — Ей-Богу… Все равно, как сейчас Мохов.
— Штегерем!..
Бабушка Парасковья всплеснула руками. О таком счастье она не могла и мечтать. Ну, не сбесился ли старик?
Именно в разгар этих разговоров и вернулся дедушка Елизар. Бабушка Парасковья только взглянула на него и окончательно рассердилась:
— Да он совсем пьяный?! Ох, пропади моя головушка!..
— Я-то пьян? — бодрился дедушка Елизар, стараясь принять строгий вид. — Ничего вы не понимаете, потому как есть вы бабы… хе-хе!.. Пьян да умен — два угодья в нем. А Емелька дурак… да… то-есть самый круглый дурак! Сейчас с места не сойти…
— Ты вот больно умен у нас, — ворчала бабушка Парасковья. — С какой это такой радости водки проклятой напился?
— А с такой…
— Емелька-то, известно, дурак, а ты с чего это связываешься с ним?
— Дело было… Ничего вы не понимаете. |