— Мне очень жаль, Мэтью. Правда. Но не думаю, что у тебя есть возможность настоять на своем.
— О’кей, Фрэнк. Спасибо. Большое спасибо.
— Доброй ночи, — сказал он. — Приятных сновидений.
Я повесил трубку.
— Снова о твоей дочке, да? — спросила Терри.
— Да.
— Она, кажется, редкая стерва — твоя бывшая жена.
— Да, — сказал я.
— Почему ты не поцелуешь меня? И не выбросишь все это из головы?
Я поцеловал ее.
Я поцеловал Сару Уиттейкер.
Терри Белмонт была женщиной, которая немедленно выпаливала все, что приходило ей в голову.
Она отодвинулась от меня.
— Ты не со мной, — сказала она.
Я не ответил.
— В чем дело? — спросила она. — У тебя другая?
— Терри…
— Ничего, ничего, — сказала она. — Все в порядке.
Она уже вылезла из постели.
— Я хочу сказать, никаких обязательств не было, правда?
Она одевалась. Одежды было не так уж много. Она не носила ни лифчиков, ни панталон. Натянула свое узкое платье, всунула ноги в туфли на высоком каблуке.
— Позвони мне, когда разберешься, о’кей? Мне бы хотелось снова встретиться с тобой, Мэтью, но только если ты будешь со мной, а не где-то за миллион миль отсюда.
Она подошла к постели и поцеловала меня в щеку.
— Надеюсь, ты разберешься, — сказала Терри. Мгновение она смотрела на меня, потом повернулась и ушла.
Глава 9
В четверг утром 25 апреля Блум и Роулз наконец обнаружили дом на сваях, который им описывала Тиффани Картер (урожденная Сильвия Каценски). Не так уж легко было найти его, как предполагала Сильвия. Она утверждала, что это «единственный дом на сваях, прямо у залива», уверяя, что он находится совсем близко от набережной Шорохов. «На длинной отмели — как раз перед Северным мостом, ведущим к набережной, — там много автофургонов и дерьмовых забегаловок». Правда, Сильвия была там всего два раза, но ее девичья память обошлась детективам в три рабочих дня. Позже Блум говорил мне, что, хотя время — существенно важный элемент в расследовании, в этом деле — когда убийство совершено за семь месяцев до начала расследования, — потеря трех дней не имела большого значения. Если только убийца не надеялся завлечь еще какую-нибудь девушку в Птичий заповедник. Когда Блум говорил мне это, он не мог не отметить ненадежность свидетельницы.
Дом, как выяснилось, находился не на берегу залива, а в лагуне, примерно в двух милях от того места, которое указала Сильвия. Для того чтобы попасть туда, нужно было пересечь Северный мост, а не топтаться перед ним. Фактически дом стоял на самой набережной Шорохов. Единственно ценные сведения, которые сообщила Сильвия, касались автофургонов и лачуг, усеявших береговую линию. Но Роулз и Блум потратили три дня, чтобы найти и эти лачуги, и дом на сваях, угнездившийся между ними.
Квартиру, в которой примерно до июля прошлого года обитала Трейси Килбурн, теперь занимала двадцатисемилетняя женщина — Джойс Эпстайн. До февраля она жила в Нью-Йорке, приехала сюда провести отпуск, влюбилась в Калузу и решила здесь обосноваться. В Нью-Йорке Джойс работала секретарем в издательстве, в Калузе занималась продажей недвижимости — не очень-то прибыльное занятие, поскольку проценты под залог стали очень высокими и никто не хотел покупать недвижимость. В Нью-Йорке Джойс жила в многоквартирном доме, на втором этаже, на Восемьдесят третьей улице, возле Первой авеню. В Калузе же занимала полуразвалившуюся деревянную лачугу, откуда открывался вид на одну из красивейших лагун в мире. |