Кузнецов повелительно просигналил Владу одними глазами: узнай! Влад несмело спросил меня:
- Можно?
- Валяй, мне все равно.
Он осторожно просканил меня и донес:
- Был удар. Было желание сделать больно. Была еще… тошнота. - Влад поморщился, не умея подобрать верное слово для того, что он открыл в моей памяти. - И… Да, пожалуй, это можно назвать силовым импульсом. Только… бесцельным. Вроде как дверь пнуть или тарелку разгрохать. Вот… как-то так.
- У тебя это в первый раз? - Кузнецов ткнул мне в грудь головой куклы.
- Нет, бывало раньше, только… как бы сказать-то… в легкой форме. На концертах бывало частенько. Я думал, у всех магов случается. Как будто объелся. Не сунешь два пальца в глотку - не полегчает. Я же почти не показывал фокусов на сцене; все работали, выкладывались, а я нет. Вот, сбрасывал силу впустую.
- И это случалось под конец выступления?
- Да. Обычно.
- Черт, если бы я знал раньше… А я-то ломал голову, к чему третий силовой импульс…
- Сегодня ночью тоже было, - вспомнил я. - И тоже сильно.
- В присутствии Замалтдинова?
- Точно. На Жабьем Дворе.
Кузнецов закусил губу и прикрыл глаза:
- То есть ты совершенно не отдавал себе отчета?
- Нет.
- Замалтдинов потерял дар, - с нарастающим изумлением прошептал Влад. - Казанский танк сломался!
- Я-то думал, причина в том, что ему досталось битой по темечку, - пробормотал Кузнецов, - Ан нет, не в бите дело…
Он помолчал, глядя на меня. Так смотрят родители на нашкодившего ребенка, раздумывая: то ли дать ремня, то ли приголубить и простить?.. Потом покачал головой:
- Черт с ним. Легко пришло - легко ушло. Delete, delete, delete…
Кузнецов поднял руку, точно собираясь посмотреть время, но часов на привычном месте не было. Он чертыхнулся.
- Ладно, и так знаю, что времени нет. Самолет из Москвы уже вылетел. Нам надо покончить с этим прежде, чем он приземлится. Просыпайся, Пахом, к тебе посетители.
Кузнецов брезгливо посмотрел на окровавленную куклу. Я машинально вытащил из кармана носовой платок и сунул ему. Но Андрей только отмахнулся, отстегнул Отто одну руку и надел на нее перчаточного пупса. Отступил на пару шагов.
Рука Отто вздрогнула и зашевелилась отдельно от тела.
Я похолодел. Было полное ощущение, что я присутствую на сеансе некромантии. Эффект усиливали кровавые разводы на игрушечном теле Пахома. В какой-то момент я пожалел, что настоял на этом визите.
Пальцы Отто внутри куклы расправились, и Пахом потянулся, встряхнул головой, оживая, как бывало всякий раз, когда они выступали на публике.
- Позвольте… представить… Пахома… Правда… у него не все дома. Он не то, что мы… с вами, он всегда говорит стихами… - услышал я голос Отто. Он говорил, дыша со свистом, голосом лунатика: почти неразборчиво и без всякого выражения. Это был зачин выступления, и я знал, что он произнесет дальше. А дальше была реплика Пахома.
- О, как я рад здесь видеть вас, друзья! Вы ждали и дождались - вот он я! - неожиданно резво заверещал Пахом лилипутским фальцетом. Отто не дрогнул, только рука в перчатке заметалась вправо-влево, будто в нее вселилось что-то потустороннее. |