Изменить размер шрифта - +
Похоже, в последние несколько недель он проникся еще пущей неприязнью к гомосексуалистам и готов на все, лишь бы уклониться от общения с барменом, единственным здесь голубым, который в шутку флиртует с ним. Возможно, законченным гомофобом Осано не стал, поскольку сцен он не закатывает и никого не оскорбляет. Просто внимание бармена, видимо, угнетает его, вгоняет в мрачное настроение, заставляя вертеть и вертеть на круглой картонной подставке бокал с «Катти Сарк».

Я спрашиваю у Биби, не кажется ли ей, что Осано мало-помалу съезжает с катушек. Она отвечает:

— Определенно. Но ты-то почему так решил?

— Он почти не разговаривает. Только бормочет что-то под нос, я как-то прислушался и обнаружил, что говорит он по-итальянски, так что я ничего не понял.

— Просто ему сейчас туго. Приходится много работать над нью-йоркским показом.

Луиза, та по-итальянски говорит превосходно — и пользуется этим, бродя по вестибюлю и настроив свои антенны на наркотики. Обнаружить компанию, у которой имеется кокаин, ей удается всегда, и скоро она ускользает в уборную. Я и не пытаюсь остановить ее, все равно не получится. Я как-то спросил у Луизы, стала бы она есть шоколад или трюфели прямо с толчка. Почему кокаин — единственный деликатес, потребляемый там, где люди мочатся? Она посмотрела на меня, как на умственно отсталого, и велела сменить пластинку. Не припоминаю, чтобы она хоть раз поговорила с Осано, и сомневаюсь, что ей известно, в каком состоянии сейчас пребывают его мозги.

Мне приходится провожать Осано по скользкой каменной дорожке от отеля до «рейндж-ровера». В один из вечеров он останавливается, и я решаю, что ему нужно отдышаться. Даже когда он начинает говорить что-то, я почти не прислушиваюсь — все равно не пойму. Но он все талдычит свое, и до меня наконец доходит — Осано задает мне вопрос: он хочет знать, получила ли Луиза от Аманды ван Хемстра окончательное подтверждение того, что Аманда выступит в его показе. Я киваю, говорю, что столковаться с Амандой сложно, но беспокоиться ему не о чем. Все вранье, от начала и до конца. На самом деле я и понятия не имею, разговаривала ли Луиза с Амандой после Парижа. Спрашивая Марию о телефонных звонках, она никогда Аманду не поминает. С другой стороны, она не поминает и Этьена, а я по какой-то причине, интуитивной, надо полагать, уверен — Луиза все еще поддерживает с ним связь. Не верится мне, будто их парижский разрыв был таким окончательным, как она утверждала.

После того как я успокаиваю Осано насчет Аманды, он с полминуты стоит, кивая. А потом говорит:

— Впрочем, теперь это, может быть, и не важно. Нью-Йорк, похоже, отменяется.

— О, — на миг я испытываю облегчение, потому что теперь ничто не мешает мне вернуться в колледж. Об Осано и его бизнесе я даже не думаю. Но тут до меня доходит: а как же Луиза? Может получиться, что я пропущу еще больше занятий, ведь возвращаться в Корнуолл она наверняка не захочет.

— Сестра знает?

Осано качает головой:

— Пока все туманно. Но мы потеряли место в «Брайант-Парк», а искать новую площадку уже поздновато.

Выясняется, что теперь все зависит от Фрэда, от того, сумеет ли он в ближайшие несколько дней найти достаточно денег.

Фрэд появляется здесь еще реже Осано. Первый молниеносный визит он наносит нам на пути из Женевы. Но, не проведя с нами даже пары часов, уезжает почти на два дня, вновь появляясь в Курмейере спустя долгое время после того, как Осано с помощниками перебираются в Милан. Когда бы Фрэд ни приехал, он неизменно знает, где мы. То ли это Мария для него шпионит, то ли он просто обходит кафе и рестораны, пока не отыскивает нас. Курмейер — городок маленький. По Фрэду никак не скажешь, что он разделяет тревоги Осано насчет денег. Если мы обедаем вместе, он заказывает блюда и забирает счет, успев еще уговорить нас попробовать две разновидности граппы.

Быстрый переход