Даже отвернулась, чтобы не испортить чувствительные глаза, и слегка пригнула голову, опасаясь, что стану слишком выделяться на фоне черного неба. Но на меня никто не смотрел — все взгляды были обращены к громко взвывшему зверю, которого жестоко швырнуло на соседние прутья, снова обдало магической вспышкой и только после этого милосердно бросило на предусмотрительно застеленный деревом пол. Я судорожно сглотнула, запоздало различив невероятно сложное защитное плетение, окружающее клетку, и только сейчас окончательно поверила, что оно, пожалуй, сдержит любое живое существо. Потому что каждое касание к ней приносило запертому зверю невыносимую боль, обжигало огнем, оставляло на гладкой шкуре глубокие ожоги и заставляло тихо выть, корчась на полу этой идеальной тюрьмы.
— Вот так, — бесстрастно заметил хозяин, равнодушно следя за мучениями оборотня, которого скрутила жестокая судорога. — Надеюсь, теперь ты угомонишься и дашь этому городу спокойно заснуть? Или мне добавить?
Из клетки донесся новый рык.
Господин Ригл пожал плечами и, вынув из-за голенища небольшой стальной прут длиной в руку и толщиной чуть меньше моего пальца, бесстрашно шагнул вперед и несильно ткнул в тяжело вздымающийся бок. Там что-то громко зашипело, задымилось, черная шерсть мгновенно обуглилась и обнажила живую рану, из которой во все стороны брызнуло красным.
Оборотень судорожно дернулся, захрипел, пытаясь отползти в сторону, но тесная клетка сжимала его со всех сторон, не давая ни малейшего шанса избежать этой пытки. Он попятился в угол, но тут же обжегся о прутья вторым боком, устало зашипел, но не сдался — спустя два удара сердца, во время которых Ригл так и держал свой прут у его холки, вдруг безо всякого предупреждения взвился на ноги и снова прыгнул.
Я быстро отвернулась и до крови прикусила губу, не желая больше смотреть. От нового рева, в котором отчетливо звучала боль, у меня сжалось сердце и похолодели пальцы. Уши на мгновение заложило, а запах горелого стал таким сильным, что я прижала ладонь ко рту и судорожно вдохнула, стараясь не думать о том, чего ему стоил этот новый бросок. Клетка снова содрогнулась, но потом раздался звук очередного тяжелого удара, измученный стон, отвратительное шипение израненной кожи, которой снова коснулось охраняющее заклятие, и слабый скрежет когтей по дереву.
— Упрямый, — опасливо произнес трактирщик, глядя на бессильно уронившего голову зверя. — Не боитесь, что отомстит?
— Каким образом? — удивился господин Ригл. — Дверь ему не открыть, ключ я надежно спрятал, да и зачарована она только на одного хозяина. Каждый, кто тронет без разрешения, мигом отправится в Мир Теней. Через решетку он не пролезет, а сломать эту сталь не сумеет даже гномий топор. Нет, уважаемый, этот монстр будет сидеть тут до конца своих дней. Пока или не сдохнет, или пока мне не надоест его кормить… так, хватит. Тащите телегу в сторону и не уроните, а то мне не хотелось бы лечить его от слишком большого количества ожогов.
Хозяин быстро отвернулся и ушел в дом, пряча обратно свой зловещий стик, а его подопечные с руганью принялись ворочать тяжелую повозку, пытаясь приставить ее как можно ближе к сараю. Трактирщик пару минут понаблюдал, но потом убедился, что никакой опасности от злобного монстра не будет, успокоено отправился восвояси, помахивая грязным полотенцем и окликая снующих по кухне служанок.
Я сидела на крыше довольно долго, с трудом приходя в себя от увиденного. Сердце до сих пор колотилось, как сумасшедшее, в ушах так и стоял лютый рев заживо горящего оборотня, от которого немели руки и холодело в груди. Запах паленой шерсти до сих пор не развеялся в воздухе, и мне даже показалось, что зверь слишком тесно прислонился головой к проклятой дверце, отчего левое ухо все еще отчаянно дымит и сочится струйкой темной крови. А у него, видимо, не осталось сил даже на то, чтобы просто убраться подальше. |