Ставр и сам не знал, радоваться словам Хабара или огорчаться. Ныне не то, что ранее - место подле князя не за разум, не за доблесть, а невесть за что даётся.

- Ну, это ты зря, - запротестовал Хабар. - Разве стал бы князь держать подле себя глупца и дарить землями? Нет, боярин, умён твой Изяслав, только другим умом, что на обычаи не оглядывается. Вот этим он и дорог Владимиру. Среди старшины таких мало. А в одном ты прав - ныне не то, что ранее. И дальше жди перемен. Сердцем чую, готовит что-то Великий князь, а Добрыня только ухмыляется на мои вопросы, но как-то не слишком уверено, словно и сам ждёт от сестричада невесть чего.

Боярин Ставр особых перемен не чувствовал, а может, просто глаз перестал различать идущие от князя новшества. Боярин Путна как-то тоже намекал Ставру на перемены, а он над ним только посмеялся. Вот и про Изяслава Хабар-то сразу углядел, а Ставр своим не куцым вроде бы умом определил старшего сына в неудачники. Может прав Хабар и ныне нужен совсем иной ум?

Глава 7

Княжья милость

Для Ладомира вторая его жена, Людмила, так и осталась загадкой. Возможно, причиной этому были их редкие встречи, ибо Плешанский воевода в Киеве был не частым гостем. Любила его Людмила по ночам жарко, а потом вроде как пугалась своей страстности и на людях вела себя сдержано. И даже рождение сына, малого Ладомира, ничего не изменило в их отношениях. И в этот раз вошла она в ложницу со смущением, словно в первый раз, глаз не поднимая, но услужила с такой охотою, что сама едва не задохнулась от страсти.

- Это грех большой, - сказала она немного погодя, отворачивая от него лицо.

- В чём грех-то, - удивился Ладомир, - коли ты моя жена и мать моего сына? Да и твой бог велит ближнего любить, а кто тебе ближе, чем муж?

Сказал эти слова с усмешкой, думая раззадорить женщину, но та лишь тяжело вздохнула. Ладомиру нравилась Людмила, хотя и не молоденькая она уже, пятерых родила и раздобрела телом.

- Почему ты спас Всеволодовых детей?

- Это тебе Мечислав рассказал?

- Нет, Забава.

- Вила радимицкая, - Ладомир засмеялся и потянулся к чарке с питьем. - Надо её приткнуть к хорошему боку, пока она Мечиславу не закружила голову.

- Да она ведь и непраздна, - забеспокоилась Людмила.

- Куцаевым семенем, - подтвердил Ладомир. - Но надо, чтобы за неё Великий князь замолвил слово, иначе затопчут жёнку.

- А какая тебе в ней корысть? - скосила в сторону мужа глаза Людмила.

- Помогаю ближним, - усмехнулся Ладомир. - До дальних пока руки не доходят. А эта всё вертится и вертится вокруг меня.

- Кровавому богу служишь, а душу хочешь сохранить чистой?

Ладомиру слова жены не понравились, он взял её за подбородок и резко развернул глазами к себе.

- Это мой бог, Людмила, а твоего я не срамлю.

- Почему тогда детей малых не отдал своему богу, то-то была бы служба, - Людмила так глянула из-под насупленных бровей на Ладомира, что ему стало не по себе.

- Не отдал потому, что Перун не принял этой жертвы, - хмуро бросил он, откидываясь на спину. - И Бирюч не простил бы мне, если за его смерть я взял бы виру кровью малых детей.

Кудесник Вадим недоволен Ладомиром, это ясно и без Бакуниных слов. Никогда ещё не видел воевода у первого ближника Перуна таких ненавидящих глаз. А о содеянном всё равно не жалел. Не верил, что Ударяющему богу детские слёзы на пользу, а уж детские жизни тем более. Не может бог пить людскую кровь без разбора. Страхом хотят утвердить волхвы своего бога на радимицких землях, оттого и требуют человеческих жертв. Да только человек только страхом не живёт, а любить из страха вовсе не заставишь. А какое служение богу без любви к нему?

- Если меня убьют, то тебе будет больно? - спросил Ладомир жену и сам не понял, зачем спросил.

- Будет, - отозвалась она тихо.

- Мечислав как-то рассказывал, что у печальников греческого бога своя страна Вырай, куда не пускают печальников других богов.