Но такой боярин для Великого князя опасен, ибо если придёт нужда, то он, подобно Всеволоду, восстанет за правду и честь дедину, а простолюдины пойдут за ним. За Изяславом простые люди не пойдут - слаб, да и, сознавая, как человек неглупый, эту свою слабость, он во главе их не встанет. Великий князь для таких как Изяслав - спасение. И греческий бог тоже. Перед ним, если верить Людмиле, все равны, и сильные, и слабые, а вся их служба богу - бей поклоны да свечки ставь. А славянские боги любят сильных и благоволят к ним. Жертва Перуну только тогда люба, когда она добыта удалью в бою, а в жертвовании слабых нет пользы для бога. В боярине та радость Перуну, что сильный муж поднимает людей на деяние, ратное или работное. И в любом деянии польза должна быть для общины, потому нак один человек сам по себе ничто, и труд для себя самого, труд бессмысленный, ибо сотворить великое можно только сообща. Если князь Владимир пытается объединить русичей для славных дел во имя Перуна, то Ладомир ему будет в этом помощником, а если только для ублажения своей утробы да ближников княжьих, которые умеют только свечки ставить да хлопотать за себя перед богом и князем, то боярину Ладомиру с Великим князем не по пути.

Расстались после пира чуть не братьями родными. Ладомир дорогих гостей проводил с крыльца, а как закрылись за ними ворота, сказал Мечиславу:

- Ты их бойся, особенно Изяслава, слабый он человек, чтобы открытой грудью кидаться за правду, но исподтишка может ударить за кривду, либо подставит тебя хитростью под чужой удар.

Мечислав на такие Ладомировы речи даже рот открыл. Вот те раз, а за столом пускали братину по кругу и говорили друг другу сладкие слова. Если Изяслав кривил душой, то чем же Ладомир был лучше? Не принимает Изяслава воевода потому, что тот другой веры, но не хочет в этом признаваться ни Мечиславу, ни самому себе. И поэтому возводит напраслину на Ставрова сына. Тоже и Ладомир не всегда бывает прав, особенно после доброй чарки.

Глава 8

Долгие сборы

А весна в этот год на радимецких землях выдалась дружной. Проскучавший всю зиму Даждьбог до того вошёл в раж, что погнал во вспученные реки шаловливые ручьи раньше положенного срока. А случилось всё это от того, что уж больно усердствовали радимичи во время Даджбоговых дней, не зная удержу ни питии, ни в еде, ни в любовных игрищах. Многие при этом кивали на нового воеводу, который на праздничных пирах превзошёл всех лихостью. Тут уж без седовласых старцев стало ясно, что Даждьбоговы старания - к урожаю и хорошему приплоду. Так объявил на городском вече воевода Волчий Хвост, и радимичи встретили его слова гулом одобрения. Новый воевода пока что нравился радимичам - удалой и удатный, лишнего не брал, но и спуску никому не давал. Разве что хороводистый не в меру - даже зимой не дал погреться у очагов. То ему не поглянулся городской тын, то Торговая площадь, вишь, не выстлана тёсом. Словно мы Новгород какой-нибудь. А после всех трудов на благо города воевода поставил себе ещё и терем на откупленных у Гуляев землях. А Всеволодов дом он вернул сыновьям почившего боярина вместе с землями, чем поразил радимичей несказанно. Любой другой княжий наместник Всеволодовы земли к рукам бы прибрал не задумываясь, а этот не позарился. Слух пошёл, что Волчий Хвост несметно богат, что в землях кривицких у него все амбары и клети забиты золотом, серебром, мехами и рыбной костью. И если судить по дружине, то действительно не беден.