– Черт!

Правда обожгла его как огнем. Она была нрава. Разумеется, Коко была тысячу раз права.

– Да, друг мой, пора бы тебе научиться замечать и пробегать глазами записки, которые ты оставляешь для самого себя. Теперь они все перед тобой. Не в прошлом, где навеки осталась твоя Джиджи, и не в каком-то отдаленном уголке вселенной. Здесь. В твоем настоящем. Ты знал, что умер и воскрес. И о том, что тебе предстояло совершить здесь, тоже знал. Тебе все это было известно с самого начала, но ты избегал смотреть правде в лицо – ведь это так тяжело и опасно.

Дрожащим, как у ребенка, голосом он признал:

– Ты права. Меня это пугает.

Она мягко произнесла:

– Знаю. Все это очень страшно.

– Коко, там, в зоопарке, я в самом деле говорил с самим собой мертвым?

– О, разумеется. Наконец-то ты хоть что-то понял. Это был один из немногих случаев, когда ты не побоялся воспользоваться своими новыми возможностями, чтобы остаться в живых. А ведь мог бы все время к ним обращаться. Но с тех пор, как вернулся, ты предпочитаешь, причем вполне осознанно, игнорировать свои новые знания, в надежде уклониться от того, ради чего тебя сюда вернули.

Она умолкла. Этрих тоже долго не произносил ни слова и лишь через несколько минут негромко пробормотал, не будучи вполне уверен, что она его услышит:

– Наверное, это потому, что работать в офисе куда легче, чем сражаться с богами.

– И затевать интрижки с продавщицами из магазинов дамского белья, – хихикнув, прибавила Коко.

– Вот именно, и это тоже.

Он чувствовал себя бесконечно слабым и опустошенным. Присел на корточки, набрал пригоршню песка и стал безучастно наблюдать, как тот сыпался вниз у него между пальцев. Впереди под ночным небом чернела необъятная гладь океана. С пляжа до него донесся женский смех. Быть может, это Джиджи? Интересно, удалось ли пареньку Винсенту заставить ее смеяться той ночью? Он этого не помнил, но от души надеялся, что так оно и было. Ему хотелось верить, что, позанимавшись любовью, они вволю посмеялись над чем-то веселым. Ему припомнилось, что некоторое время спустя он взял ее за руку и они оба бросились к берегу и прямо в одежде с разбега прыгнули в волны. Вода оказалась ледяной, холод пробрал его до костей, у него тотчас же замерзли яйца, но это было здорово! Улыбнувшись этим воспоминаниям, он снова набрал пригоршню песка.

Прошло несколько минут, и с той же стороны послышались звуки музыки. Этрих прислушался и, не удержавшись, стал негромко подпевать. Знакомая мелодия «Битлз» каким-то непостижимым образом сняла часть тяжести с его души. В голове у него прояснилось, на сердце стало легче. Он выпрямился, взглянул на вершину башни и жестом поманил к себе Коко.

– Что случилось?

– Спускайся.

Она стремительно сбежала вниз по ступеням, решив, что с Этрихом что-то стряслось. И была несказанно удивлена, обнаружив его пляшущим. Танцором он был скверным, но сейчас это не имело значения.

Коко усмехнулась и подошла к нему. И, преодолевая застенчивость, начала повторять незамысловатые па танца. У нее это выходило даже хуже, чем у Этриха. Но все же они оба старались вовсю, искренне огорчившись, когда песня смолкла. К счастью, почти тотчас же зазвучала другая.

Коко принялась кружиться на месте, вскидывая обе руки вверх, как вакханка. Этрих танцевал с солидной сдержанностью, не вынимая рук из карманов, – ни дать ни взять Фред Астер – и лишь поднимал и опускал плечи в такт музыке.

– Как здорово. Кто это поет? Мне нравится песня.

– Мейджор Лэнс. Песня называется «Время обезьян. Кажется, это был единственный его хит.