— Взгляни на картофелины, Джонс.

Арчи ошалело уставился на него.

— При чем здесь картошка?

— Это картофелины-гитлеры. Овощи-диктаторы. Экс-диктаторы. — Он снял с палки одну из них. — Видишь эти усики? Она окончена, Джонс. Кто-то окончил ее за нас.

Арчи глядел на картофелину в его руке.

— Словно автобус, Джонс. Мы пропустили эту чертову войну.

Арчи высмотрел в гуще картофельного сражения долговязого русского парня и крикнул ему:

— По-английски понимаешь? Давно она закончилась?

— Война? — недоверчиво рассмеялся тот. — Две недели назад, товарищ! Хочешь еще повоевать, поезжай в Японию!

— Словно автобус, — повторил, качая головой, Самад. В нем закипала бешеная ярость, гнев перехватывал горло. Война была его шансом. Он хотел приехать домой покрытый славой, а затем триумфатором вернуться в Дели. Когда еще появится такая возможность? Подобной войны больше не будет, это факт. Тем временем солдат, ответивший Арчи, подошел ближе. Он был одет в русскую летнюю форму: тонкую гимнастерку со стоячим воротником и мягкую бесформенную пилотку; пряжка пояса, крепко сидящего на его внушительной фигуре, поймав солнечный луч, запустила зайчиком в глаз Арчи. Когда зрение вернулось, Арчи принялся рассматривать широкое открытое лицо, левый глаз с легкой косинкой и песочные, торчащие во всех стороны волосы. Этот русский солдат казался радостным порождением яркого утра, а его беглый, с американским акцентом, английский, хлестал в уши, как прибой.

— Война закончилась две недели назад, а вы не знаете?

— У нас радио… не… — только и сумел выдавить Арчи.

Расплывшись в улыбке, солдат энергично потряс им руки.

— Добро пожаловать в мирную жизнь, джентльмены! А мы считали, что это у нас информация хромает! — И он снова раскатисто захохотал. Затем поинтересовался у Самада: — А где остальные?

— Остальных нет, товарищ. Остальные из нашего танка погибли, а о дивизионе никаких вестей.

— Так вы здесь были не по заданию?

— Э-э… нет. — Арчи вдруг смутился.

— Какая разница, товарищ, — сказал Самад, чувствуя, как сводит желудок. — Война окончена, так что какие у нас могут быть дела? — Здоровой рукой он пожал русскому руку и хмуро улыбнулся. — Пойду-ка я внутрь, — щурясь, произнес он. — А то шары режет. Приятно было познакомиться.

— Да, очень, — сказал русский. Он проводил Самада глазами и, когда тот скрылся в глубине церкви, повернулся к Арчи.

— Странный парень.

— Хмм, — отозвался Арчи. — А вы здесь чего? — Он взял предложенную русским самокрутку. Выяснилось, что этот солдат и семеро его товарищей направляются в Польшу, чтобы освобождать трудовые лагеря, о которых люди изредка украдкой друг другу рассказывали. А здесь, западнее Токая, они задержались ради поимки нацистского преступника.

— Но тут никого нет, приятель, — вежливо возразил Арчи. — Только я да этот индиец, да деревенские — сплошь старики и дети. Другие — в раю или адью.

— В раю или адью… в раю или адью, —  повторил, развеселившись, русский, вертя в пальцах спичку. — Хорошо сказано… забавно. Да нет, понимаешь, мы бы тоже так думали, но у нас есть надежные данные — от вашей же разведки, — что в том доме сейчас скрывается один старший офицер. Вон там, — он махнул рукой в сторону дома на горизонте.

— Доктор? Деревенские пацаны нам о нем говорили. Он, должно быть, обделается со страху, когда узнает, что вы все за ним пожаловали, — любезно заметил Арчи, — но ребята сказали, что это просто больной малый, доктор Болен, так они его называют.