У матери дрогнуло лицо, и я увидела слезы, блеснувшие в уголках ее глаз. Почему она плачет?

Я протянула было к ней руки, но сама же ужаснулась их виду: как же я не поняла этого сразу — мои руки не были руками Киры Леннон, это были большие мазолистые руки взрослого мужчины. И меня накрыло паникой: как? почему? И главное, за что?

А мама, между тем, произнесла:

— Неужели вам доставляет удовольствие приходить сюда и мучить нас подобными розыгрышами? Неужели для вас нет ничего святого?! Моя дочь пропала четыре месяца назад, а вы, подобно стервятникам, наслаждаетесь нашим страданием. Убирайтесь отсюда! Иначе я вызову полицию, вы, безжалостный человечишко с низкой душонкой.

В этот момент пискнул мой сотовый, и я на автомате извлекла его из кармана. Надо же, два месяца не держала в руках ни одного телефона, а навык остался все тот же… На экране высветилось какое-то рекламное сообщение, и я смахнула его незнакомой рукой. Не до этого мне сейчас… И замерла, заметив ужас в материнских глазах.

— Откуда у вас телефон моей дочери? — осведомилась она, отступая в сторону гостиной и нащупывая рукой трубку стационарного телефона.

— Нет-нет, — пролепетала я грубым мужским голосом, — это вовсе не телефон вашей дочери. Вы ошиблись, могу вас уверить!

— Я знаю, о чем говорю! — И она закричала в телефонную трубку: — Полиция, полиция, у моего дома неизвестный человек… У него сотовый телефон моей исчезнувшей дочери! Приезжайте немедленно. Я мать Киры Леннон… Инспектор Джеферсон расследует наше дело. Прошу вас, поторопитесь!

Все это время я стояла, словно парализованная, и только когда мать грохнула трубкой по телефону, я как будто бы отмерла и заголосила… Беззвучно, однако оглушающе громко. Голосило, полагаю, мое разбитое сердце: то самое, что распалось на мелкие кусочки, услышав слова матери о произошедших за мое отсутствие событиях.

* * *

Не два часа отсутствия — целых четыре месяца.

Не просто увлекательное приключение, а месяцы горя, испытанного моей семьей из-за моего же таинственного исчезновения…

И теперь меня же могут обвинить в преступлении против меня же самой!

И ведь я даже не смогу ничего доказать.

На этой пугающей мысли я развернулась и бросилась бежать прочь…

— Тебе не убежать! — кричала мне вслед моя мать. — Тебя все равно поймают и заставят рассказать все, что ты знаешь. Где моя дочь? Где моя девочка? Что ты с ней сделал? Умоляю, расскажи, что с ней случилось.

Я петляла по знакомым улицам, словно мартовский заяц, опаздывающий на обеденное чаепитие… Припомнились слова Брайана на балу «вы тоже белый кролик, не так ли?» Вот теперь я точно была белым кроликом в мешковатом спортивном костюме и огромных кроссовках на босу ногу. Кто вообще так одевается?

Название следующей улицы отозвалось в моей голове ноющей болью в области сердца: Брайан, на этой улице живет Брайан. Именно к нему-то мне и нужно… Вот кто поможет мне разобраться со всей этой неразберихой и хаосом.

Я замерла у дома под нужным номером и попыталась отдышаться… Раз, два, три, четыре — только после пятидесяти я посчитала себя способной пойти на новый контакт с этим ныне враждебным для меня миром.

— Да, чем могу быть вам полезна? — дверь мне открыла милая женщина в розовом свитере и брюках-капри. От ее доброжелательности у меня на глазах вскипели слезы, вот только я вспомнила, что мужчины не плачут, и затолкнула затопившую меня влагу в самую глубину своего естества. Наверное, в пятки… Судя по тому, как они вспотели от быстрого бега.

— Могу ли я увидеть Брайана? — поинтересовалась я у женщины, почти готовая получить вежливый отказ.