— Послушай, Люсьен, я тебе уже в сотый раз говорю, что вам всем может стать лучше, если вы перестанете отказываться от мяса! — принялся горячо убеждать его Амундсен, вваливаясь вслед за ним в каюту и делая знак Куку, чтобы он тоже туда вошел. — У тебя цинга, у всех остальных матросов и капитана — тоже, эта болезнь бывает от плохой еды, но если мы поедим свежего мяса, мы поправимся. И совершенно не важно, чье это будет мясо, у тюленей и пингвинов оно такое же, как у коров! Ну, то есть, оно так же помогает. Поговори с матросами, перестаньте бояться Герлаха и дайте нам с Фредом вас накормить!

— Нет, — матрос отступил от наседающего на него молодого штурмана и испуганно замотал головой. — Нет, нам нельзя. Господин Герлах сказал, что нельзя есть тюленей, а ему лучше знать.

— Господин Герлах вам не указ, вы должны слушаться только капитана!

— Капитан тоже сказал: нельзя.

— Тьфу! Проклятые правила, глупые условности! — Руал обернулся к доктору Куку, стоявшему возле двери и молча наблюдавшему за их спором. — Фред, ну чего ты молчишь? Объясни этому… человеку, что это полная глупость, видишь же, что меня он не слушает!

— Я им полгода пытался это объяснить, — невозмутимо пожал плечами Кук. — Пойдем отсюда, это все бесполезно.

Амундсен открыл было рот, чтобы возразить своему "коллеге", но потом снова посмотрел на бледное, раньше времени покрывшееся морщинами и ничего не выражающее лицо Люсьена и махнул рукой:

— Ты прав, пойдем!

Споры о том, может ли "уважающий себя белый человек" есть мясо полярных животных, длились на "Бельгике" не полгода, как сказал Кук, а даже больше, почти семь месяцев, с тех самых пор, как судно застряло во льдах и морякам стало ясно, что впереди их ждет вынужденная зимовка, а оставшихся в трюме запасов еды даже при самой жесткой экономии до весны не хватит. Руал, услышав об этом, особого беспокойства не ощутил: вся команда во время плавания к берегам Антарктиды не раз видела отдыхавших на льдинах тюленей и нырявших в черные полыньи пингвинов, так что, с его точки зрения, голодная смерть никому из путешественников не грозила. О чем молодой человек не замедлил сказать начальнику экспедиции Адриену де Герлаху, которого проблема голода, судя по его хмурому виду, волновала очень сильно. Однако результат этого разговора оказался для Амундсена совершенно неожиданным: его начальник, которого он за время совместного плавания успел узнать, как опытного путешественника и талантливого и увлеченного своим делом ученого, знавшего множество интересных вещей, внезапно превратился в разгневанного фанатика и объявил сначала Руалу, а потом и всей остальной команде, что охотиться на местных "грязных тварей" и, тем более, есть их никто из его подчиненных не будет. Все попытки узнать у него, почему он против такой еды, и объяснить, что полярные экспедиции часто охотятся на тюленей и что в этом нет ничего ужасного, приводили лишь к новым вспышкам злости и возмущенным тирадам о том, что "его, Адриена де Герлаха, другие полярные экспедиции не касаются, а в своей он этой мерзости не допустит".

Но хуже всего было то, что капитан корабля, с которым Герлах часто расходился во мнениях по разным вопросам и, случалось, даже по-крупному ссорился, на этот раз полностью поддержал ученого. Он подтвердил его запрет охотиться на морских зверей и птиц для матросов, штурмана и всех остальных моряков, подчинявшихся непосредственно ему, и перечить капитану большинство из них не решились. Возразить попытались только доктор Кук и присоединившийся к нему Амундсен, но в ответ им было велено "молчать и выполнять приказы", и они тоже были вынуждены отступиться. Тем более, что в первые пару месяцев зимовки, пока запасы еды еще оставались достаточно большими, их предупреждения о голоде и цинге не слишком пугали остальных полярников.