– Но вы меня не дослушали.

– Это моя манера работы. Здесь все к ней привыкли. Так вот, это было бы действительно проще для меня. Но не для тебя. Если, конечно, ты хочешь чего-то добиться.

– Можно спросить…

– Я тебе не ментор, мы просто беседуем.

– Почему вы мне помогаете?

– Я помогаю многим. Перевожу бабки в детские дома, кормлю пенсионеров, поддерживаю всяких инвалидов, которые не в состоянии шевелить ногами или мозгами. Но ты – совсем другой случай. Молодая неглупая баба… В общем, мой принцип таков – если человек голоден, ему нужно давать не рыбу, а удочку. В отличие от инвалида, ты эту удочку способна удержать. А потому докажи, на что способна.

– Снимать с говна пену?

– Это хорошо, что ты так ответила. Перенимаешь постепенно стиль нашей фирмы. Однако, если тебе угодно, теперь уже серьезно говорю – можно и с настоящего говна пену снять, если все продумать.

– Вывоз мусора, организация свалки?

– Это не дерьмо, а отходы. Кроме того, твоей задачей, как помнишь, организация производства не является. К тому же по части вывоза мусора уже есть конкуренты. Ситуация, намеченная тобой, изначально провальна, тем более твое основное занятие – торговля, вывоз дерьма сюда не укладывается.

– А если это вывоз удобрений?

– Кто его в состоянии оплатить, подумала?

– Значит, – протянула Наташа, – от этой затеи… говеной, если так можно выразиться, придется отказаться.

– Последнее дело отказываться от своего слова. На говне можно заработать. Нет такого, на чем нельзя наварить. Но при этом нужно все тщательно продумать.

– Извините…

– За что?

– За бестактный вопрос. Вы можете заработать на таком деле?

– Во-первых, кое-что придется доказывать не мне, а тебе. Во-вторых, да.

– Придется верить на слово.

Наконец-то в нашем городе нашелся бизнесмен, который решился поверить моему слову. Я, кажется, от такого признания колесом по кабинету буду ходить, вплоть до появления Бойко.

– Знаешь, милая, могу доказать делом твое высокое доверие. Спорим, я на говне заработаю больше, чем весь ваш отдел за полгода работы?

Наташка с недоверием посмотрела на меня, затем улыбнулась и сказала:

– На что спорим?

– На черную розу в бокале.

– Я предпочитаю георгины.

– Какая разница, Наташа? Твой вкус здесь не играет особой роли.

– Почему?

– Потому что я не умею проигрывать.

– Можно просить об одной любезности?

– Проси.

– Мне хотелось бы…

– Ладно, уговорила. Поприсутствуешь при процессе. Исключительно науки ради. А то действительно еще утонешь, это тебе спасательным кругом станет. Иди к своему милому Голубенко, ножки ему демонстрируй.

Наташка слегка помрачнела, зато, когда она оставила меня в гордом одиночестве, я развеселился. Как же, Голубенко можно не только ножки, но и все остальное демонстрировать, однако он верен жене, словно Джульбарс родной заставе. Не изменяет, как в характеристике пишется, примерный семьянин, морально устойчив, политически грамотен.

Правильно, только вот его моральная устойчивость на животном страхе замешана. Впрочем, как и у других в те самые времена, когда подобные характеристики сочинялись. Теперь люди чуть изменились, не так боятся милиции, начальства и жэковских водопроводчиков, однако Голубенко на страже семейного счастья и пресловутой морали удерживает исключительно страх.

Он всю жизнь боялся на конец намотать, словно пенициллина с трихополом в природе не существует, пугался стать похожим своими симптомами на писателя Мопассана и вождя мирового пролетариата.