Я приехал в офис с радостным предвкушением предстоящей работы, горя желанием поскорее забраться в кабинет, строго-настрого приказав Марине пускать ко мне исключительно приговоренных к высшей мере, и завалиться в свою шикарную койку типа “Ленин с нами”. Эта мечта стала развеиваться быстрее угрозы цивилизованного рынка, теоретически витавшей над лесом у фантастической реки, стоило попасть в офис.

И вот сейчас, спустя три часа после того, как я поздоровался с Мариной, тупо смотрю на громадную рюмку, стоящую в углу моего кабинета, заглушая желание отдохнуть очередной чашкой крепкого кофе, который Марина подает уже безо всяких возражений.

С громадной рюмки все началось. Не застав секретаршу на рабочем месте, я самолично открыл кабинет и чуть было не ошарашился, увидев в его углу эту посудину. Не спорю, лучшего памятного знака, свидетельствующего о доблестном труде сотрудников фирмы под старомодным девизом “Рабочее время – работе”, придумать трудно. Работа над пополнением пустыми бутылками мусорных баков во дворе у нас налажена просто на загляденье. Однако отчего памятник культа выпивки появился в этом кабинете, а не украсил служебное помещение главного волосатого стахановца по коньячному делу, до меня так и не дошло, хотя при большом желании в гигантской посудине поместился бы не только он, но и его верные собутыльники.

В тесноте да не в обиде, подумал я, торжественно клянясь: в этой самой рюмке начальник отдела снабжения просидит целый рабочий день. И не в моем кабинете, а в общем коридоре.

Я не успел похвалить себя за такое мудрое решение, направленное на повышение трудовой дисциплины, служащее одновременно поощрением Константину за его работу на посту директора фирмы “Виртус” со всеми больничными последствиями, как в кабинете появился Игорь Бойко.

У руководителя пресс-группы был такой вид, словно Бойко заставили заниматься утилизацией содержимого уже проданных “Козерогом” собачьих пакетов исключительно с помощью его собственного желудка. Не успел Игорь что-то выдавить из себя, как зазвонил телефон. От такого звонка другой бы фирмач радостно вылил в громадную рюмку бочку водки и припал к ней или заскакал, цепляя макушкой потолок кабинета. Еще бы, господин губернатор лично телефонирует.

Тон его, правда, почему-то стал вызывать у меня ассоциации с ледяным душем Шарко, а потому в ответ на приглашение срочно приехать в Белый дом областного пошиба я с чувством глубокого сожаления ответил: сейчас никак не могу. Конечно, господин губернатор, молол я в трубку, очень жаль, однако в настоящее время меня анонимно обследует психоаналитик, потом – какие-то уколы, но главное – не имею права выйти из офиса. Тут, понимаете, по углам бумажные человечки прячутся, кроме меня, их никто почему-то в упор не видит. А они все норовят покрасть со стола важные документы как сырье для создания себе подобных.

Константин Николаевич тут же стал отвечать таким тоном, словно только что узнал – именно я, а никто другой, являюсь не просто его единственным сыном, но и главным претендентом на бывший обкомовский трон. Господин губернатор начал ласково прощаться сразу после того, как я весьма задушевно пообещал и дальше делать все зависящее от фирмы “Козерог”, чтобы наши танки “Фердинанд” поскорее вышли к Днепру.

Положив трубку, я пристально посмотрел на Игоря Бойко и понял, как был недалек в своих подозрениях о существовании бумажных человечков. Игорь рухнул в кресло с таким видом, будто он был пенсионером, опоздавшим к раздаче гуманитарной помощи из дворового контейнера, и дважды выронил сигарету на пол, прежде чем все-таки сумел ее прикурить.

Я сперва решил: он каким-то дивным образом узнал о связи своей мадам с выдающимся художником Антоновским, однако вряд ли Бойко стал бы так расстраиваться по этому поводу. На всякий случай, конечно, вслух поинтересовался: может, его менты на чем-то прихватили и присудили вернуться работать в газету, но тут Игорь впервые в жизни открыл на меня рот.