Однако я пока со своей веточки соскакивать не собираюсь. Несмотря на твою настойчивость.
– Почему, интересно? Ты же всегда ставил осторожность на второе место. Тебе слаще нет, чем в войну поиграться.
– А тебе в разведчика, – в переносном смысле щелкаю по носу генерала.
– Ты сомневаешься в искренности Петровича?
– Вершигора, ты хорошо себя чувствуешь? Или снова вина налить? Для твоего Петровича подставить человека или отправить его на тот свет – проще простого. Сам это знаешь. По собственному опыту. Извини, что напоминаю. Но с того света я тебя извлек, а Петрович даже пальцем не пошевелил… Ладно, хватит. Я тебе наоткровенничался, как никогда в жизни. Теперь ты будешь выдавать правду без детектора лжи. Ты знаешь, как выйти на Саблю?
– Нет. Но теперь, когда вопрос, можно сказать, решен… Петрович после твоего согласия…
– Ах, да. Он же, бедненький, его не получил. Так, допустим, я уже согласен. Деваться некуда. Иначе кто-то начнет копаться в моем прошлом и в могиле Арлекино? Да?
– Да, – нехотя выдавил генерал.
– Ты должен меня додавить?
– Ну я же тебе еще тогда сказал, в гостинице… но между нами, я этот компромат… Считай, он уничтожен.
– Спасибочки, гражданин начальник. Сабля – это реальность или подстава?
– Реальность. Между прочим страшная. Он ради развлечения людей губит. У меня, действительно, два агента на подходах погибло, я тебя предупреждал.
– Меня сейчас больше Осипов занимает. Я подстраховаться должен. Со всех сторон.
– В Москву по этому поводу летал?
– Конечно, нет, господин генерал. Я до того напугался, как-никак очередное покушение, вот и побежал куда подальше.
Вершигора потянулся к спичечному коробку, раскурил папироску и заметил:
– Кстати, кое-кто так и решил. Можно сказать, окончательный штрих к появлению в фашистском мундире у губернатора.
– Спасибо за комплимент, жаль, его Петрович не слышит. Значит так, кое-какие данные по Осипову у меня есть. Есть и личные впечатления. Обидно, что ты мне сразу не сказал, кто это…
– Не имел права. Ты же сам понимаешь. Тем более ответ был отрицательным.
– Хорошо. Какие у него привычки?
– Никаких. Человек как человек. Все в меру. Серый, как положено.
– Профессионал, одним словом. Такой не допустит, чтобы его на чем-то… Но… У каждого из нас есть какие-то привычки, бросающиеся в глаза. Ты же не куришь то “Беломор”, то “Кэмел”, я тоже всю жизнь шмалю исключительно “Пэлл Мэлл”.
– Петрович не курит. Сердце бережет.
– Для инфаркта.
– Ты хочешь его…
– Нет, это он меня хотел… Ультразвуками. Знаешь о семигерцевом приборе?
– Туфта. Действия прибора до конца не изучены. Одного он может с ума свести, другой на месте помрет. Бывают и такие, что плохо реагируют. Им пока пользоваться рано.
– Как сказать.
– То есть?
– Арлекино перед смертью меня таким охмурял.
Генерал Вершигора недовольно поморщился. Вряд ли он все еще считает Петровича хорошим парнем.
– Он, по-моему, любит классическую музыку, – начал вспоминать Вершигора. – Изредка в разговоре трогает мочку уха… Левого… Очень любит все соленое, острое… Туфли всегда на ровной подошве. Говорит тихо.
– Знаю, беседовали. Музыку… Пожалуй, как и соленое. Он даже щепотки соли изредка прямо в рот кидал… Говорит, действительно, тихо. Но вот насчет туфель не уверен. |