– Тебя, папуля, в школу вызывают, – гадливо улыбаясь, поведал Гарик. – Они тебе про меня такое расскажут… Точно сдохнешь.

– Главное не предстоящая гибель, а известие о том, что наконец-то у меня командиры выискались. Смотри, Гарик, будешь хорошо учиться, в институт поступишь. Закончишь его с отличием, тогда, может быть, тебя кто-то возьмет шестерить на лоток.

– Нужен мне институт! Что я, дефективный? Ты мне магазин купишь. В Париже.

– Непременно. Рядом с домом Лени Голубкова.

– Дорогой, – оторвала меня от воспитания подрастающего поколения влетевшая в холл Сабина. – Ванна готова… Боже, ты что наделал, опять своими выходками нас в могилу загнать хочешь? Пережить не смог, что две ночи подряд здесь находился, а не у своих сучек…

– Трахаешь, что шевелится, – подключился Гарик.

Обычно Сабина при подобных демаршах семейные сцены прекращает, уволакивая Гарика в его комнату. Однако сейчас она не обратила на его глубокомысленное замечание никакого внимания.

– Ты зачем эту гадость на рояль забросил? – продолжила свой драматический монолог супруга, однако я не позволил ей почувствовать себя пифией на страже семейного очага.

– Заткни пасть.

– Как ты разговариваешь при ребенке?

– А ты что мелешь?! Думаешь это я? Нет, дорогая, это Гарик башмак с говном на рояль забросил, – чуть спокойнее говорю жене, и Сабина прямо-таки с педрильским блеском в глазах поворачивается к начинающему бледнеть сыночку.

В ванную я отправился с весьма достойным видом главы семейства, умеющего создать в доме атмосферу уюта, тишины и покоя.

10

Подъехав к своему предприятию, я с чувством глубокого удовольствия отмечаю: если загробная жизнь существует, то дорогой товарищ Андропов одновременно торчит на небесах и сам на себе. Наверняка радуется, как моя фирма, в отличие от многих других, до сих пор свято выполняет его предначертания по поводу максимального использования каждой минуты рабочего времени. Тротуар и проезжая часть у дверей “Козерога” утыканы машинами сотрудников так плотно, что я немедленно сделал выговор сам себе. Нечего на работу опаздывать, господин генеральный директор, собственную машину припарковать негде.

– Давай во двор, – руковожу Сашей.

Водитель без особого удовольствия свернул в подъезд и остановился возле мусорного бака с надписью “Ветераны труда обслуживаются вне очереди”.

Саша не любит, когда “Волга” стоит во дворе. Кто-то из жильцов приладился изредка обливать автомобиль помоями, и шофер, вместо того, чтобы найти и обезвредить хулигана, терпеливо моет “Волгу”, свято помня о необходимости нерушимости общественного согласия. Он наверняка давно усвоил: машины во дворах мешают многим, в основном тем, у кого своей нет.

В приемной меня ждала целая делегация. Я успел отметить, что директор Центра современного искусства доктор искусствоведения Дюк ерзает на стуле с более перепуганным видом, чем козлобородый бухгалтер, а потому успокоил всех присутствующих:

– Слава Богу, у генерального менеджера предынфарктное состояние. Кто из вас первым начнет намекать, что мне пора копировать его поведение? Добровольцев нет? В таком случае прошу прощения у бухгалтерии. Ей достанутся жалкие остатки моей крови после визита господина Вепринцева.

Приняв эти слова как руководство к действию, Дюк влетел в мой кабинет с такой скоростью, словно его тренировал великий стайер Педрило.

Доктор искусствоведения нашел свое место в жизни на антикварном поприще и торгует произведениями искусства так лихо, словно основным условием при защите диссертации было всучивание комиссии подделок картин великих художников.