Лежит на полке пистолет, по всему видать, старинный, оттого как в нем обоймы нет. Красивый, длинноствольный, переполняющий радостью сердце какого-то лопуха. Пусть себе покупает. Лох ведь не догадывается: действительно старинный пистолет стоит в десять раз дороже. И прекрасно, человек средства экономит, да и не все ли равно, что у него в доме валяется: новодел или подлинно старинная вещь?

Дюку этого явно недостаточно. Он, чтобы эрудицией блеснуть, поскорее товар сбагрить, вполне может доверительно поведать клиенту: это пистолет, из которого Мартынов палил по Лермонтову. Кстати, на соседней полке лежит кинжал, принадлежавший той самой княжне, с которой великий поэт лепил образ Мэри, хотя в реальной жизни ей повезло встретиться со Степаном Разиным.

Причем доктор наук лепит горбатого такими словами, каких его потенциальный клиент не мог слышать даже на пересылке. Однако, видимо, кто-то научил одного из таких пациентов понимать прекрасное.

– Интересно, Дюк, что ты всучил человеку? Наверняка гнал полову. Это ты умеешь. Что-то вроде “Необычайное восприятие мира художника несомненно повлияло на выбор модели и придало общему решению тот декоративный вид…“ Ты кончай этот самый вид из себя устраивать, тоже еще безмолвное приложение к креслу выискалось.

– Прекрати хамить! – взвизгнул Дюк.

– Прошу прощения. Раз ты такой крутой, иди сам с клиентом разбираться.

– Что я такого сказал? – снова занял глухую оборону доктор наук. – Просто попросил тебя, по-дружески…

– Короче, Дюк. Ты забыл, сколько стоит минута моего времени?

– Клиент интересовался эротикой…

– И ты всучил ему двухтонную статую “Леда и лебедь”, которая стоит возле Центра современного искусства. Правильно сделал. Она всему городу на нервы действует.

– Живописные произведения ему не понравились, – не повелся на мелкую провокацию доктор искусствоведения. – Однако я сумел убедить его купить раритет. Настоящий, вот в чем загвоздка. Самый что ни на есть подлинник, а вовсе не пейзаж неизвестного голландца работы Антоновского.

– Интересно. Чтобы ты лоху да настоящую ценность предложил? Дюк, как дела со здоровьем? Не знаю, что тебя подвигло мимо настоящих клиентов антиквариат пузырить. Короче, в чем дело? Ты загнал первый номер журнала “Плейбой”, а клиент вместо Мэрилин Монро обнаружил на развороте Нонну Мордюкову?

– Он приобрел “Эротические сонеты” Эфроса, выпущенные в двадцать втором году тиражом двести шестьдесят экземпляров. И теперь имеет наглость заявлять, что это фуфель, и даже требовать каких-то мифических неустоек. Ты с ним должен разобраться! В конце концов, я вопросами охраны не занимаюсь.

– Ты уверен, что это подлинник?

– Еще бы! – выпалил доктор наук с таким видом, словно его заподозрили в шпионаже в пользу неспособного как следует платить государства.

– Нитки проверял?

– Зачем?

– Так, теперь слушай внимательно. В то время, когда ты служил директором музея и сдувал пыль с бесценных полотен, половина из которых сам знаешь, чего стоит, была история с Эфросом. Некие ловкие ребята разыскали в одной из типографий бумагу, застрявшую на складе с легендарных тридцатых годов. Ребята были ушлые, не только платину из ракет воровать умели, а потому, используя последние достижения военных технологий, запалили дополнительный тираж Эфроса, один в один.