– А если его превосходительство ван Хусес не захочет подписать такое письмо?

– Ну что ж, тогда война. Будут гибнуть голландцы, карибы и акавои, гореть голландские плантации, на плантациях будут восставать негры‑рабы, восстания охватят берега рек Коттика, Демерара, Эссекибо, Бербис, Вируни… Тогда, возможно, будут обречены на смерть или, уж во всяком случае, на долгие годы тяжкого плена двенадцать голландских пленников‑заложников…

– Какие заложники? Кто они? Что за вздор вы несете? – подпрыгнул в кресле Снайдерханс.

– Какие заложники? Как, разве вы не знаете? Это владельцы трех восставших плантаций на Эссекибо. Ваши соотечественники, которых мы спасли от гнева восставших рабов, взяв их под свою защиту в качестве заложников…

– Где они, черт вас побери? – прервал меня Снайдерханс.

– О, не тревожьтесь! Они в надежном месте, и пока им ничто не угрожает.

– Вы можете назвать нам их имена? – вмешался секретарь.

– Конечно, отчего же нет. Это минхер Хендрих Рейнат, бывший владелец плантации Бленхейм, его жена и трое их детей; минхер Лоренс Зеегелаар, бывший плантатор Бленбурга, его жена и двое их детей; это, наконец, мисс Моника ван Эйс, гувернантка плантатора Карла Риддербока из Вольвегата и двое его детей.

Секретарь наклонился к Снайдерхансу и что‑то зашептал ему на ухо. Потом оба мрачно уставились на меня.

– И что же их ждет? – резко спросил Снайдерханс.

– Они будут нашими гостями, – ответил я, – до тех пор, пока его превосходительство ван Хусес не пришлет за ними своего полномочного представителя, который одновременно доставит письменный ответ на послание губернатора Каракаса.

– А если его превосходительство ван Хусес все‑таки откажется дать письменный ответ? – с упрямством, достойным лучшего применения, повторил Снайдерханс.

– Ну что ж! Я уже говорил: взрослые останутся заложниками, а детей придется, вероятно, отправить в какой‑нибудь испанский монастырь на воспитание… Одним словом, мы ждем ответа на острове Каииве, в нижнем течении реки Ориноко, в течение трех месяцев, считая с сегодняшнего дня…

– А какие у нас гарантии, что вы сдержите свое обещание?

– О, ну конечно! – Я встал, давая понять, что считаю переговоры оконченными. – Конечно, я понимаю, голова у вас идет кругом от возникших забот, которые вы сами же и породили своей недальновидностью и жестокостью. Неудивительно поэтому, что вы не отдаете себе отчета, с кем имеете дело…

– Мы знаем, с кем имеем дело! – буркнул Снайдерханс.

– А если знаете, то как смеете сомневаться в том, что мы выполним свои обещания? Да, кстати, вам следует знать и еще одно: если вы вздумаете послать в погоню за нами своих солдат, не забудьте позаботиться об их вдовах.

Не говоря больше ни слова, я слегка поклонился, и мы вышли из комнаты. Не прошло и минуты, как мой отряд и отряд Вагуры спешно направились к опушке леса, и мы не мешкая двинулись прочь по широкой тропе, ведущей от столицы на юг.

На бегу я стащил с себя неудобный капитанский мундир и бросил его Симаре.

«Довольно, довольно с меня кровопролития! Прочь из этих краев, краев больших полноводных рек и бескрайних лесов, краев прекрасных, но искалеченных безжалостным сапогом голландских колонизаторов и жестоких поработителей!» Скорее бежать из этого ада человеческой алчности и ужаса колониального рабства и угнетения – это становилось непреодолимой потребностью моего разума, души и сердца.

Часа через два после захода солнца под темным пасмурным небом начался морской отлив.