– По правде сказать, я и сам хорошенько не знаю. Они вас жалеют, – ответил Кэз.

– Накладывать на человека табу из сожаления к нему! – воскликнул я. – Никогда не слыхал ничего подобного.

– Это, видите ли, хуже, – сказал Кэз. – Это не табу, я же вам говорил, что табу быть не может. Дело в том, что они не хотят входить с вами в сношения, Уильтшайр.

– Не хотят входить в сношения? Что вы хотите этим сказать? Почему же они не хотят? – воскликнул я.

– Боятся, должно быть, – ответил Кэз, понизив голос.

Я остановился как вкопанный.

– Боятся? – переспросил я. – Не сошли ли вы с ума, Кэз? Чего им бояться?

– Мне самому хотелось бы это знать, – ответил Кэз. – Вероятнее всего, одно из их дурацких суеверий. Вот с этим-то я и не могу согласиться, – продолжал он. – Это напоминает дело Вигура.

– Мне хотелось бы знать ваше мнение на этот счет, и я побеспокою вас просьбой сообщить мне его, – сказал я.

– Вигур, как вам известно, все бросил и удрал, – сказал он, – тоже вследствие какого-то суеверия. С чем оно было связано, я так и не узнал, но оно приняло дурной оборот под конец.

– Я слышал эту историю в ином виде, – заметил я, – и лучше будет сказать вам. Я слышал, что он уехал из-за вас.

– О, ему, верно, стыдно было сказать правду. Я догадываюсь, что он считал это глупостью, – сказал Кэз. – Это факт, что я выпроводил его. «Что бы сделали вы, старина?» – спросил он. – «Уехал бы, не раздумывая», – ответил я. – Я был ужасно рад, что он уезжает. Не в моих правилах отворачиваться от соперника, если он занимает прочное положение, но в деревне началось такое волнение, что я не мог предвидеть, чем и когда оно кончится. Глупо было с моей стороны возиться с Вигуром. Сегодня они поставили мне это на вид. Слышали, Миа – молодой, высокий такой старшина – проговорился насчет «Вика»? Это его и касалось. Как видно, его не забыли.

– Все это прекрасно, – сказал я, – но все-таки не объясняет мне этого недоразумения, не говорит мне, чего они боятся, что у них за идея.

– Кабы я знал! – сказал Кэз. – Яснее я сказать не могу.

– Вы, я думаю, могли бы спросить, – заметил я.

– Я и спросил, – ответил он. – Но вы должны были видеть, если вы не слепы, что вопросу придали иное значение. Я заступаюсь за белого, пока возможно, но когда я вижу, что сам попадаю в беду, то прежде всего думаю о собственной шкуре. Я много теряю от своего добродушия и беру на себя смелость сказать, что вы проявляете странную благодарность человеку, который попал в эту передрягу по вашему делу.

– Есть одна вещь, о которой я думаю, – сказал я. – Вы сглупили, что так много возились с Вигуром. Утешительно, что вы не очень много заботились обо мне: вы ни разу даже не зашли ко мне. Сознайтесь, вы знали об этом раньше?

– Я не был у вас – это факт. Это вышло случайно, и это меня огорчает, Уильтшайр. Относительно же посещения в настоящее время я буду совершеннно откровенен.

– Вы хотите сказать, что не придете? – спросил я.