|
Всякий, слушая его проповеди, убедился бы, что это удивительно талантливый человек. Все островитяне легко приобретают некоторое красноречие и умеют осветить энергией и фантазией полученные ими из вторых рук проповеди. Проповеди же Нему принадлежали лично ему, и я не могу отрицать, что нашел их довольно изящными. Сверх того, он интересовался и мирскими делами, не боялся труда (он хороший плотник) и сумел завоевать большое уважение среди соседних пасторов, так что мы полушутя, полусерьезно прозвали его епископом Востока. Одним словом, я гордился этим человеком. Смущенный его письмом, я воспользовался случаем и приехал сюда. Утром, до моего приезда, Вигур был отправлен на судно «Лайон». Нему был в отличном настроении, по-видимому, стыдился своего письма и совершенно не желал объяснить его. Этого, конечно, я допустить не мог. и он наконец признался, что его смутило то, что его прихожане крестятся, но с тех пор, как ему объяснили значение крестного знамения, он успокоился, потому что у Вигура был «дурной глаз» – вещь обыкновенная в одном европейском государстве, называемом Италией, где такого рода дьявольский глаз часто поражает людей насмерть, а крестное знамение есть заклинание против его силы.
– Я, Мисси, объясняю так, – сказал Нему. – Европейское государство – государство папы, и дьявол «Дурной Глаз» может быть дьяволом католическим или, по крайней мере, обычаи у него католические. Я и рассудил: если употреблять крестное знамение на католический лад – это будет грешно; а если прибегать к нему только, чтобы защитить людей от дьявола, что само по себе безвредно, то и самое крестное знамение безвредно. Как бутылка, в которой нет ни хорошего ни дурного, так крестное знамение ни хорошо ни дурно. Если бутылка полна джином – дурен джин, и если делать крестное знамение как язычник, – дурно язычество. – И, как подобает туземному пастору, он привел текст об изгнании бесов.
– Кто вам сказал о «Дурном Глазе»? – спросил я его.
Он признался, что ему сказал Кэз. Боюсь, что вы сочтете меня ограниченным, мистер Уильтшайр, но, признаюсь, меня это огорчило. Я не допускаю мысли, чтобы купец, каким бы он хорошим человеком ни был, мог советовать или иметь влияние на моих пасторов. Кроме дого, ходили слухи о старом Адамсе, о его отравлении, ему я не придавал большого значения, а в эту минуту я припомнил их.
– А этот Кзз, – говорю, – праведную жизнь ведет?
Он признался, что нет, потому что он хотя и не пьет, но развратничает с женщинами и религии не имеет.
– В таком случае, – говорю, – я думаю, что чем меньше вы будете с ним, тем лучше.
Но не так-то легко было отделаться от такого человека, как Нему. У него сию же минуту была готова картина.
– Вы, Мисси, рассказывали, что бывают люди – не пасторы, не священники, – которые знают много такого, что полезно знать: о деревьях, например, о животных, о книгопечатании, о металлах, которые обжигают для выделки из них ножей. Такие люди учили вас в вашем колледже, и вы, научившись от них, не можете считать, что учиться грешно. Кэз, Мисси, это мой колледж.
Я не нашелся, что ему сказать на это. Вигуру пришлось уехать из Фалеза, очевидно, по проискам Кэза, при весьма вероятном соучастии моего духовника. Я вспомнил, что Нему же успокоил меня относительно Адамса и приписал слухи злобе пастора. Я понял, что мне следует навести справки из беспристрастного источника. Есть здесь старый плут старшина Фейесо, которого вы, вероятно, видели сегодня на совете; он всю свою жизнь был беспокойным и пройдохой, и колючкой для миссии и острова. Но, несмотря на это, он весьма проницателен и, исключая политику и личные проступки, правдив. |
