— Давайте, начнем, да зарядимся бараниной. А завтра, если будет угодно аллаху, сомятины нажарим.

— Клычдурды-ага, а это дикий был баран, которого мы едим? — спросил Генка.

— Ну, что ты, товарищ пионер, — покровительственно отозвался бакенщик. — Зачем нам дикие? У нас своих, домашних, хватает. Вон их сколько в загоне. Я, если хотите знать, уже больше года не стрелял из своего ружья. Как сделали заповедными наши места, так и забыл оружье.

— Клычдурды-ага, а зачем же вы позволяете убивать птиц нашему завхозу? — обиженно спросила Аннагозель.

Бакенщик посмотрел на девочку внимательно, перевел взгляд с ее милого удивленного личика на худенькие плечи.

— Дочка, может быть и прав ваш завхоз, что подкармливает детей добытой дичью. Вполне возможно, что мяса у вас не хватает. Да и ездить за мясом в город — далековато.

— Не в этом дело, — возразил Бяшим, обжигаясь куском баранины, перекидывая его из руки в руку.— Дядя Абдулла нарочно в город не ездит. То у него машина сломалась, то бензина нет, то, говорит, заболел. А сам по Амударье шляется с ружьем.

— Но он же — ради вас охотится! — вновь попытался защитить завхоза Клычдурды-ага.

— Может быть, — морщась и утирая со лба пот, отозвался Генка. — Да только не бесплатно он это делает.

— Почему так думаешь? — насторожился Клычдурды-ага.

— А потому что все время акты составляет. Как принесет уток, сразу же зовет пионервожатых и самого товарища Новрузова. Говорит им: товарищи, надо составить акт. Я, говорит, целыми днями брожу по дженгелям ради детей. Поэтому, говорит, вы должны мне платить за мою заботу о детях. Я отдаю убитых уток на кухню поварам, а вы, говорит, товарищ Новрузов. подпишите акт и пусть мне выплатят за уток деньги.

— Хай, хитрец какой! — удивился Клычдурды-ага. — Выходит, те самые деньги, которые надо платить за мясо кооперативу, он берет себе, за своих подстрелянных уток? Вот ведь до чего додумался... Придется мне отобрать у него ружье.

— Не отдаст он, — испуганно возразила Аннагозель.— Он знаете какой. У него брат в милиции работает.

— Ничего, отдаст как миленький. Это я ради вас пожалел его. А раз он продает уток пионерам, то тут другое дело.

Бяшим, наконец-то справившись с куском баранины, утер рукой жирные губы и довольно сказал:

— Клычдурды-ага, вы не беспокойтесь за нас. Мы как-нибудь сами справимся с этим аждарха.

— Бяшим, не болтай лишнего, — предупредил Генка. — Игра же...

— Ешьте, ешьте, — приветливо заговорил Клычдурды-ага.— На сытый желудок и поиграть можно.

После обеда ребята слезли с тахты, и Довран достал из-под деревянного настила довольно длинную заржавевшую цепь. Дети дружно решили — это то, что надо: цепь хоть и не очень внушительна, но Глупышу ни за что не сорваться с нее. Вот только, после обеда играть что-то не хочется, да и время дневного отдыха. Вожатая, наверное, уже забеспокоилась, почему так долго нет ушедших на реку пионеров.

— Знаешь что, Довран, — мудро рассудил. Генка. — Мы пойдем поспим. За одно и цепочку с собой возьмем. Ты тоже сегодня отдыхай. А завтра утром встретимся возле волшебного царства.

Довран неохотно согласился — не хотелось ему расставаться со своими друзьями ни на час, ни на миг. Ребята поблагодарили Клычдурды-агу за угощение, вышли со двора, и Аннагозель шаловливо ударила палочками в барабан. Бакенщик и его сын смотрели им вслед, пока они не скрылись из виду.