Мы бросились к бородатому чабану и наперебой, мешая друг другу, принялись объяснять, что это Велли Каррыевич, он вернулся с фронта, а пес — это его пес, и не надо его держать за ошейник. Чабан понял, о чем ему втолковывают — когда учитель уже отошел далеко.

— Что же вы не сказали раньше? — упрекнул он нас. — Я вообще бы не зашел сюда, если бы знал. А теперь, я думаю, поздно: Джучи так привязался ко мне, что никакого другого хозяина он никогда не признает..

Мы сразу притихли. А чабан вышел со двора и отнял руку от ошейника собаки: вот, мол, смотрите — я ее не собираюсь силой удерживать.

И как только Джучи. понял, что он свободен и волен поступать как ему захочется, он сразу же заскулил и начал обнюхивать землю. Он нашел след своего прежнего хозяина, определил — в какую сторону тот ушел, и настороженно и нетерпеливо вскинул голову. Учитель уже был за развилкой: шел, прихрамывая, опираясь рукой на костыль. Издали его никто бы никогда не узнал. А Джучи! Я до сих пор удивляюсь его сообразительности. Джучи виновато взглянул на чабана, взвизгнул и помчался со всех ног к своему старому другу.

СОТЫЙ АРХАР

Апрель в Туркмении — райский месяц. Где-то на севере только начинают таять снега и трескаться льды на реках, а здесь на зеленых склонах Копетдага цветут алые маки и тюльпаны. В предгорных селах бело от цветущих яблонь и алычи. Небо над Копетдагом необыкновенно синее. И даже Каракумская пустыня, прилегающая к предгорьям необовримыми просторами песков и такыров, выглядит в эту пору зеленым океаном.

Старый Ашир-мерген, знатный охотник, чье имя известно на всю округу, в один из теплых апрельских дней приехал из предгорного села в Ашхабад на собрание Общества охраны природы. Настроение у старика было хорошее. Подстать погоде. В городе во всю, цвели акации, пахло их одуряющей сладостью. У киоска газированной воды, куда Ашир-ага, выйдя из машины, подошел, чтобы напиться, жужжали пчелы,— лезли к лужицам пролитого сиропа, лезли в стаканы, — и старик благодушно проворчал, отмахивая пчел от себя: «Вот негодницы! Мало им цветов в горах да на деревьях, прямо в рот лезут. Бездельницы, совсем разучились работать — на готовый мед летят!». Киос-керша отметила остроумие старого человека обворожительной улыбкой, и Ашир-ага подобрел еще больше. Ашир-ага показалось, что, улыбаясь, женщина как-то особо, с глубокой почтительностью, посмотрела на лацкан его пиджака, на котором в два ряда красовались разные награды. Отходя от киоска, Ашир-ага поблагодарил продавщицу за хорошую воду и подумал: «Слава аллаху, не тускнеет твоя слава, Ашир-мерген. Не только простые люди восхищаются тобой, но и начальство— тоже. Вот и председатель Общества охраны природы не забыл — опять пригласил на совещание. Сам позвонил в аул. предупредил, чтобы был ровно в три на заседании. Место, мол, твое в президиуме».

Без четверти три Ашир-мерген, поправляя пиджак и застегиваясь на все пуговицы, вошел в вестибюль. Огляделся. Народу много, городские и сельские. Почти все старые знакомые. Вот и кивки, поклоны и рукопожатия пошли в ход. «Салам, Ашир-ага!», «Как живешь, дорогой мерген?», «Век тебе не уставать, жить да радоваться».

Председатель Общества охраны природы, парень средних лет, с приплюснутым носом, взял Ашир-агу под руку и вежливо повел на сцену за кулисы, где уже топтались в ожидании начала совещания члены президиума. Еще две-три минуты — все сели за покрытый красной скатертью стол, и совещание началось.