— Ну, за ваше здоровье, господа! — поднял кубок Александр. — И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно.

— Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! — вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. — И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню…

— То сам будет съеден! — докончил мысль синьор Данте.

— Я предупредила! — высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей.

— Такова есть наша жизнь, — философически заметил Иоганн Вольфгангович. — Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас.

Хотя господин Семенов уже второй месяц временно исполнял обязанности главы банка, привычки он сохранил самые демократические. К примеру, обедать Григорий Алексеич продолжал в банковском буфете, где любой сотрудник мог запросто к нему обратиться со своими вопросами.

На сей раз Григорий Алексеич обедал в обществе Герхарда Бернгардовича Мюллера, который все более осваивался и в Шушаковском учреждении, да и за его пределами. Поглощая вареники с вишнями, Герхард Бернгардович увлеченно рассказывал Григорию Алексеичу о своих успехах в театре: режиссер Святослав Иваныч был очень доволен им в «Ревизоре» и уже намекал, что если бы герр Мюллер задержался в городе подольше, то вполне мог бы сыграть Мефистофеля в намечаемой постановке гетевского «Фауста».

— Ну так оставайтесь, Герхард Бернгардович, куда вам торопиться? — подхватил Григорий Алексеич. — Вот скажите, вам в вашей Германии кто-нибудь предлагал сыграть Мефистофеля?

— И бин не артист, а работник банк, — резонно возразил Мюллер.

— А разве одно другому помеха? Ну ладно, я вам открою то, что пока что не для широкой огласки. — Григорий Алексеич огляделся, не подслушивают ли. — На днях наш банк возглавит Ольга Ивановна Шушакова, наследница покойного Ивана Владимировича, после чего в должности управляющего делами она утвердит вашего покорного слугу. А вас, дорогой Герхард Бернгардович, мы с Ольгой Ивановной хотели бы видеть на посту советника по зарубежным связям!

— Менья? Затшем? — изумился господин Мюллер.

— Затем, что вы толковый специалист, — объяснил Семенов. — Да не беспокойтесь, друг мой, с вашим руководством я уже договорился, и как только пожелаете, то сможете вернуться к себе в Штутгарт на прежнюю должность… Хотя я бы на вашем месте домой особо не торопился. Ну вот кто вы у себя на родине? — продолжал искушать будущий управляющий. — Обычный клерк, каких много. Ну, может быть, лет через десять сделаетесь каким-нибудь столоначальником, а там, глядишь, и до пенсии недалеко. А здесь… Да вы сами видите! — Семенов заговорщически прищурился. — А девушки у нас — вашим не чета. И вообще, Герхард Бернгардович, ежели вы не согласитесь, что девушки нашего города — самые красивые в мире, то вы мой злейший враг. Да вот взгляните — разве это не прелесть?

Последние слова относились к Любочке — секретарше покойного Ивана Владимировича, перешедшей «по наследству» к Григорию Алексеичу. Она уже с минуту стояла возле столика и, улыбаясь, слушала, как Семенов уговаривал господина Мюллера остаться.

— Григорий Алексеич, только что принесли почту, — Любочка положила перед шефом стопку писем, а одно послание подала Мюллеру: — Это для вас, Гер… Хер… Бер…

Так и не выговорив трудного имени, Любочка отошла от столика, звонко цокая туфельками на высоких каблучках.

— Да вот хоть Любочка — чем не невеста? — говорил Григорий Алексеич, покамест потенциальный жених распечатывал конверт.