— Да вот хоть Любочка — чем не невеста? — говорил Григорий Алексеич, покамест потенциальный жених распечатывал конверт. — И умница, и красавица, а что про нее гуторят, будто с Иваном Владимировичем шуры-муры крутила, то вы не верьте, это все из зависти… Ах, что с вами, Герхард Бернгардович?

Мюллер резко выскочил из-за стола и, прикрывая рот, побежал прочь из буфета.

— Неужто варениками, бедняга, объелся? — озабоченно вздохнул Семенов. — Вот уж верно говорят: что одним здорово, то другим — смерть.

Через несколько минут господин Мюллер вернулся. Бледный и тяжело дыша, он плюхнулся за столик напротив господина Семенова и молча пододвинул к нему письмо.

Григорий Алексеич негромко, но с выражением зачитал:

— «Многоуважаемый Герхард Бернгардович! Извещаем Вас, что котлетки по-киевски, которыми Вы вчера обедали, были изготовлены из человеческого мяса. Впредь будьте более разборчивы в еде. С наилучшими пожеланиями, Ваш искренний доброжелатель». — Григорий Алексеич рассмеялся и положил послание на стол. — Да ну что вы, Герхард Бернгардович, не берите в голову. Есть у нас тут в банке шутники, меня тоже сколько раз по-всякому разыгрывали, и ничего — жив-здоров. Главное, воспринимайте все это с юмором.

— Дас ист отшень глюпий шутка, — проворчал Мюллер, понемногу приходя в себя.

— Да уж, шутка не из удачных, — согласился Григорий Алексеич. — Думаю, что доморощенный юморист решил вас «подколоть» тем, что один ваш соотечественник съел другого человека, причем с его же согласия.

— Мне есть стыдно, что он мой сооче… что у меня и он айн фатерлянд! — не без пафоса заявил Герхард Бернгардович.

— Ну не волнуйтесь вы так, — принялся успокаивать Григорий Алексеич. — Мне так же само бывает неловко, когда я слушаю в новостях о том, что происходит в моей стране. Так что забудьте об этой глупой записке, и если что-то похожее получите, то выбрасывайте в мусорник, не глядя.

— А самый большой шутка в это дело, что обышно их бин вегетериан, то есть не кушат мясо, — доверительно сообщил Герхард Бернгардович, вновь принимаясь за вареники. — Просто фчера Вадик мне уговориль покушат эти… как их, киевски котлеттен. Сказаль, как будто дас ист фирменный блюд в ваш буфет. И вот что означайт один раз нарушайть установленный орднунг!

— Да-да, порядок лучше не нарушать, — посочувствовал Григорий Алексеич. И вдруг, чуть подавшись в сторону сотрапезника, понизил голос: — Герхард Бернгардович, а может быть, ваше вегетерианство — это подсознательное бегство от неких тайных желаний?

— В какой смысле, Григори Алексеевитш? — недоуменно глянул на него Мюллер.

— Неужели вам никогда не хотелось полакомиться свежим человеческим мясцом? — продолжал Григорий Алексеевич не то почти в шутку, не то почти всерьез. — И лучше всего — человека, близкого вам. Например, молодой девушки, которая вам очень нравится?

— А-а-а, фройляйн Люботшка! — радостно закивал Герхард Бернгардович. Он понял, что Григорий Алексеич, подобно неизвестному шутнику, тоже его разыгрывает, и решил поддержать игру. — Отшен аппетитный девушка, это есть правда.

— Нет-нет, Любочка мне самому нужна, — поспешно перебил Семенов. — Как секретарша, не более того. Но если бы к вам пришла другая девушка и сказала: «Герхард Бернгардович, давайте займемся любовью, а потом вы меня расчлените и съедите». Или нет, это слишком просто. Лучше так — давайте бросим жребий, и кому выпадет, тот зажарит и съест другого.