– Тока это... пушку подержите кто, с ней несподручно.
Стоявшая ближе к нему девушка сказала: «Давай я», – и приняла из рук Эрланги оружие. Пришлось крепко прижать ствол к животу, такой он был тяжелый.
Юнга достал из ножен тесак, слегка присев, глянул вверх, вскинул руку и вонзил клинок, будто в деревянный потолок. Поковырял там – сумрак пронзила полоса света. Срезав несколько ветвей, переплетенных, как нити в ткани, юнга убрал оружие, взялся за края отверстия, подтянулся, засовывая голову... и, вскрикнув, улетел вверх.
Арлея охнула, Лиг крякнул. Из-за веток донеслось сдавленное проклятие, треск, звук удара, а потом вновь стало темно, когда что-то массивное перегородило прорубленное Эрлангой отверстие.
Лиг закряхтел, когда подошвы сапог уперлись ему в спину. Он стоял на четвереньках, а девушка – на нем, крепко держась за срезанные ветви, сочившиеся густым янтарным соком. Слыша тихое сопение, она выглянула, просунула в прореху локти, подтянулась и села на краю так, что ноги остались внизу.
Здесь было куда светлее. Рядом на боку лежал Эрланга и рассматривал поверженное им существо – лиловую тушу с щупальцами. Из пухлого бока торчала рукоять тесака, рядом виднелось несколько глубоких ран. Когда хозяйка появилась, моряк перевел на нее взгляд, ткнул пальцем в страшилу и недоуменно пожал плечами, брезгливо морщась. Девушка глянула вниз. Лиг отряхивал руки от эфирного пуха, горлянка стояла рядом, прислоненная к стволу.
– Давай сюда, – шепотом велела Арлея.
Ветви образовывали переплетение настолько плотное, что оно, должно быть, могло выдержать вес большой толпы. Стволы деревьев торчали из него – голые, увенчанные лишь пучком коротких веток с большим овальным листом на конце каждой. Листья тихо шелестели. Окружающее напоминало не лес, но скорее песчаную пустошь, для чего-то утыканную желтыми столбами.
В отверстие забрался Лиг, а девушка присела, разглядывая поверженную юнгой тварь. Та напоминала одновременно улитку и паука: округлое тело, щупальца под ним... и торчащая из спины верхняя часть кальмара, у которого были свои, более короткие щупальца. Тварь лиловая, кальмар – желтовато-зеленый, в мелкую коричневую крапинку. Она – лоснящаяся, будто шкура густо смазана маслом, он – с влажно поблескивающей мягкой кожей, как на животике у большой болотной лягушки. Тварь пухлая, оболочка натянута, кальмар – с обвисшими складками. Он напомнил Арлее свернутую жгутом большую половую тряпку с глазами.
И он не сидел на спине твари. Нет, скорее...
Лиг, на коленях подобравшись ближе, щелкнул языком, рассматривая эту картину. Девушка растерянно покачала головой.
– Ты видишь? – прошептала она. – Эта медуза... медузоид... Он в него...
Нижняя часть кальмара как бы вросла в летающего медузоида. Нет, в спине твари не было дыры, но она... Арлея пошевелила губами, пытаясь сама для себя сформулировать, описать то, что видели глаза. Плоть медузоида будто расступилась, впитав, вобрав в себя примерно треть кальмарьего тела – они не слиплись, но стали единым целым, будто смешались. У твари имелось около дюжины щупальцев, у кальмара всего четыре. Два из них кончиками были тоже погружены в спину, будто с их помощью наездник управлял тем, кого оседлал. Зато два других щупальца, все еще мелко подергивающихся, распластались по ветвям... и возле одного из них лежало копье.
Вскоре выяснилось, что это не простое оружие. Эрланга, более-менее пришедший в себя, уселся, вытянув ноги, взял копье и положил себе на колени.
– Оно тоже живое! – воскликнула Арлея, рассматривая длинное хитиновое образование, почти треугольное в срезе, с утолщением-тельцем на одном конце и крупными зазубринами на другом. – Нет, было живым, а теперь. |