Он был так занят, что у него не оставалось времени даже на просмотр собственных симфоний снов. Не должно быть никакого возврата к привычкам гедонистов.
Неделя… и еще несколько недель… злясь на свое бездействие, томясь в ожидании решительных действий… ожидание… ожидание…
Он чувствовал себя совершенно одиноким, но все же привыкал к Центру, и влюбился в его веселую красоту, его дух непринужденного времяпрепровождения. Мир проиграет, если эта гармония погибнет. Но он не позволит ей умереть, поклялся Вудли. Вечно прекрасная гармония будет существовать в окружении разумных людей, как это было до 1942 года.
По всей земле лежала тьма забвения после Судного дня. Только в Центре присутствовал свет.
Однажды его пригласили в Сенат, который собрался в полном составе. Вудли мог только догадываться о причине его созыва. Уже несколько дней от тайной организации не поступало никаких сообщений. Но Вудли был в хорошем настроении, и, расслабившись в одном из мягких кресел, ожидал речи Сената. Скоро настанет день, чтобы нанести удар.
Председатель улыбнулся Вудли.
— Наступило время откровенно поговорить с тобой. Мы ценим тебя, потому что ты привносишь новые мысли и удовольствия в Центр. Но вместе с прекрасным, в своих симфониях снов ты заставляешь задумываться и о других опасных вещах.
В словах председателя чувствовался намек на угрозу.
— Я не понимаю, — Вудли напряженно ожидал продолжения.
— Твои пропагандистские сны, конечно. Ты очень умен. Поначалу даже мы начали поддаваться их чарам. Но поскольку Шарн покинула Центр, мы детальнее изучили некоторые эффекты. Мы обнаружили тайную организацию, которая хотела разрушить нашу изоляцию и вернуть дикарям их память.
Вудли невольно огляделся, словно оценивая опасность вокруг него. Женщина рассмеялась звонким музыкальным смехом. Председатель покачал головой.
— Мы не хотим тебе причинить никакого вреда. Мы даже не знаем, связан ли ты с движением или твои симфонии снов невольно несли в себе бунтарские мысли. Теперь это не имеет значения.
Что он имел в виду? Вудли почувствовал необходимость побороть тошнотворную безнадежность, решил взять инициативу в свои руки. Он встал. В горле у него пересохло, но он заговорил твердым голосом:
— Хорошо, ты прав. «Тайная лига», как вы ее называете, сильнее, чем вы думаете, и достаточно влиятельна, чтобы заставить Сенат включить лучевой проектор!
К ЕГО УДИВЛЕНИЮ по комнате прокатилась волна смеха.
— Мне очень жаль, Вудли, — сказал седобородый. — Мы были вынуждены сражаться с тобой твоим же оружием. Признаюсь, это было довольно приятно, чего мы не испытывали уже много лет. — Он поднял косматые брови. — Но этого маленького конфликта было вполне достаточно. Теперь все кончено.
— Что вы имеете в виду?
— В последнее время ты не был ни в одном из дворцов сновидений. Ты был слишком занят своими мечтами. Мы позаботились о том, чтобы твои собственные сны были отредактированы перед выпуском. Мы сгладили острые углы, сделав их безобидными. Мы также использовали психологию и создали контрсновидения, которые нейтрализовали твои. Очень медленно мы возвращаем наш народ на безопасный путь мира и удовлетворения.
Контрпропаганда сновидениями! Теперь Вудли понял, что это правда. Так вот в чем причина ослабления интереса! Постепенно и целенаправленно их пичкали лекарством, которое нейтрализовало его пропагандистские сны.
— Ты все еще можешь создавать сны, если хочешь, но они должны быть подвергнуты цензуре. Бунтарские идеи покинули Центр, и мы снова можем жить ради удовольствия, как жили до твоего прихода.
Возможно, со временем Вудли вернет себе прежних приверженцев, но какие у него шансы теперь, когда заговор раскрыт?
— Ну и что? — спросил он. |