— Наверное, моя жена уже успела все вам тут показать. Или же вы ждали моего возвращения?
— Да, она все нам показала, и мы обсудили с ней, что я могла бы вам подарить. А пока мы ждали вас, она предложила нам отведать этих вкусных сладостей и замечательного ячменного отвара, который приготовила собственноручно.
— Ну, если вы обо всем уже договорились с моей женой, я, разумеется, возражать не стану, — сказал Фелтерин. — Но могу ли я узнать, что за дар вы столь любезно нам предлагаете?
— Госпожа Бейса предложила нам обить всю королевскую ложу бархатом, — сообщила Глиссельранд (в голосе ее звучало все то богатство оттенков, которым она блистала на сцене). — Не только перила — всю ложу, внутри и снаружи! Мне кажется, это чрезвычайно любезно с ее стороны, правда?
— Не только любезно, но и щедро! — восхитился Фелтерин. — Могу ли я предположить, что… (выхода не было — тут непременно требовался какой-нибудь титул!) Ваше Высочество намеревается посмотреть наше скромное представление?
— С огромным удовольствием посмотрю все те спектакли, которыми так восхищались когда-то в Рэнке, — сказала Бейса. — Тем более что я уже очень давно живу в Санктуарии. У себя на родине я всегда могла развлечься и посмотреть представление в театре, и, надо признаться, теперь мне этого весьма не хватает. Я с нетерпением жду вашего первого спектакля и непременно приду его посмотреть.
Фелтерин прекрасно понял, почему она употребила прошедшее время, упомянув о спектаклях, дававшихся в Рэнке, но не стал на этом особенно фиксировать свое внимание: ведь если королевская ложа будет занята, будет полон и весь театр!
Позднее, вечером, у Фелтерина, правда, возникли кое-какие дополнительные соображения по поводу спектакля «Власть королей». Помимо актеров на главные роли — короля, его сына и молодой жены — требовался еще один актер: на роль лучшего друга юного принца и наиболее привлекательного персонажа пьесы. Особенно он был хорош в последнем акте, когда погибал от стрелы убийцы во время пылкого объяснения в любви к принцу и преданности ему. Фелтерин считал эту сцену самой красивой и трогательной, а также — самой загадочной сценой спектакля, ибо смысл ее никак не разъяснялся. Ведь и в реальной жизни никто никогда так и не узнал, кто и за что убил Рорема.
Проблема заключалась в том, что комик Раунснуф, единственный актер, действительно способный сыграть эту роль, уже обнаружил, к несчастью, где находится таверна «Распутный Единорог».
Несомненно, в любом городе имеется немало подобных заведений, но, с точки зрения Раунснуфа (и он постарался разъяснить ее самым доходчивым образом), «Распутный Единорог» являл собой нечто совершенно особенное.
— Фелтерин, господин мой, мне никогда не приходилось наблюдать столько великолепных типажей в одном месте! Это же настоящая сокровищница! Я мог бы там дневать и ночевать, изучая этих людей, запоминая их манеру двигаться и говорить, впитывая все странности их произношения!.. Там есть, например, один юный брюнет, жуткий хвастун и забияка, с ног до головы увешанный кинжалами, но на поверку оказавшийся удивительно нежным и ранимым.., так вот: верить ему, конечно, нельзя совершенно, но он поразительно привлекателен… А еще там бывает одна молодая женщина, явно благородного происхождения, и она, можешь себе представить, настоящий гладиатор! Я как-то осмелился с нею побеседовать, и она сказала, что сама выбрала эту профессию! Я был просто потрясен! Как жаль, что ты туда не ходишь!
И не то чтобы Фелтерин опасался, что комик выпьет в этом сомнительном заведении слишком много вина или пива. Все актеры, в общем-то, тратят немало времени, стараясь наблюдать за другими людьми, изучать их характеры и поступки, но у Раунснуфа это попахивало патологией, он словно питался характерами других людей и все свои наблюдения с успехом использовал на сцене. |