— Отлично, в таком случае пойдем к обеду, я страшно проголодалась. Мне кажется, что я многие недели плотно не ела.
Позже в этот вечер она нашла отца в библиотеке. Она закрыла за собой дверь и заперла ее на замок. Отец буквально кипел от ярости.
— Очень хорошо, — сказала Джесси тихим голосом. — Приговор вынесен. Мы ничего не сможем сделать с военно-полевым судом. Забудь о нем. В настоящее время важен вопрос: что сделает президент Полк?
— Он отменит решение суда, — проворчал Том Бентон.
— Ты уверен в этом?
— Пусть он задумается! — выпалил отец. — Ведь я могу свалить его администрацию. Он знает, что он сам и его кабинет ответственны за сумятицу в Калифорнии. Они переиграли сами себя, им хотелось получить кредит за приобретение Калифорнии, чураясь при этом ответственности словно скарлатины. Они сторонились конфликта между армией и флотом таким же образом. Если президент Полк не отменит приговор, я организую сенатское расследование, которое выведет всех на чистую воду.
Джесси почувствовала, что к ней вернулись прежние страхи. Почему мужчины пытаются прикрыть неприятности еще большими неприятностями? Почему они не могут понять, что, чем глубже втягиваешься в разоблачения, тем сложнее вытащить себя из болота? Она не хотела новых расследований, новых обвинений и судов, ущемления чувств и подорванных репутаций. Ей нужны только мир и возвращение к работе. Она хотела, чтобы скорее затянулись раны мужа, а их могло залечить только время. Ей нужны были нежные слова и спокойные рассуждения, а не угрозы и ярость.
— Я хочу одного, отец, — сказала она. — Я хочу, чтобы президент Полк смягчил приговор.
Ее отец почувствовал дрожь в ее голосе. Он протянул к ней свои руки, и она села к нему на колени, уткнувшись лицом в плечо.
— Огорчен, дорогая девочка, — нежно сказал он. — Очень огорчен. Но не слишком горюй по поводу суда, большинство газет протестуют против приговора, называя его не иначе как междепартаментской разборкой.
Не поднимая головы, Джесси спросила приглушенным голосом:
— Смягчит ли приговор президент Полк?
— Да. В этом я уверен. Рекомендация суда о снисхождении делает смягчение неизбежным. Именно с этой целью она и предложена судьями, ведь это способ сказать Джону, что все прощено и он может вернуться домой.
Она подняла голову и со всем чувством, на какое была способна, сказала:
— Он не должен уходить со службы. Он был в армии десять лет. Это единственная жизнь, какую он знает и любит. Он так гордится Топографическим корпусом, у него столько задумок относительно экспедиций и задач, поставленных Николлетом и Хасслером. Если ему придется снять мундир, лишиться звания и работы, он уподобится человеку, у которого отрубили руки…
— Знаю, знаю, — сочувственно прервал ее отец. — Мы не можем позволить ему уйти из армии. Такой удар сделает его инвалидом. Я пойду завтра к президенту Полку, хотя в этом нет необходимости. Никто не хочет увольнять полковника Фремонта со службы.
— Если президент Полк прикажет отложить в сторону приговор, я не стану сожалеть о том, что произошло, или даже осуждать суд. Мы начнем сызнова. Я разговаривала с его коллегами в Топографическом корпусе, они хотят, чтобы он вернулся к ним и продолжил свою работу. Мы добьемся, чтобы его послали в новую экспедицию, быть может, он снимет карту юго-западного прохода к Лос-Анджелесу. К моменту его возвращения все будет забыто.
Возбужденная, она встала, подошла к длинному грубому столу и принялась листать атласы, не всматриваясь в страницы. Отец подошел к ней:
— Все, что ты говорила, Джесси, справедливо и разумно. Ничего больше не бойся. |