Джесси отложила в сторону письмо и уставилась в высокий потолок спальни мадам Арс. Да, ее отец требовал, чтобы Джон вернулся в Сент-Луис, как лейтенант Биль советовал ей возвратиться в Нью-Йорк. Какой бы надломленной она ни была, она отказалась повернуть назад. Как бы ни был болен Джон, он не отступит назад.

Матрос с парохода «Панама» постучал в дверь мадам Арс и сообщил ей, что капитан приглашает миссис Фремонт с дочерью подняться на борт. Два парня-индейца подтащили к берегу ее багаж. На небольшой лодке их подвезли к борту судна, а затем подняли лебедкой на палубу в неком подобии деревянного корыта. Ее приветствовал капитан Шенк. После высадки Джесси в Чагресе «Панама» вернулась в Нью-Йорк, а теперь совершила плавание вокруг мыса Горн с пассажирами, направлявшимися в Калифорнию. Глядя на сотни американцев, сгрудившихся на каждом свободном клочке, Джесси спросила:

— Где мы все устроимся?

— Не знаю, мадам Фремонт, — ответил с застенчивой улыбкой капитан. — Но мы не осмеливаемся отказать кому-либо, пока остается место хотя бы стоять.

Через несколько часов «Панама» и «Калифорния» отчалили в Сан-Франциско. Судно Джесси, каюты которого были рассчитаны на восемь — десять пассажиров, взяло на борт четыреста человек. Свободных кают не было, но капитан Шенк поставил под балкой, поддерживавшей мачту, две железные койки и прикрыл пространство большим американским флагом. Все были так рады отплытию в Сан-Франциско, что никто не жаловался, на палубе импровизировались театральные постановки, Джесси и пассажиры обменивались имевшимися у них книгами, читая вслух под ясным солнцем мексиканского побережья.

Джесси была рада встрече с несколькими компанейскими американками; заводилой среди них была миссис Матильда Грей, моложавая, но в душе покровительственная, плывшая в Сан-Франциско к мужу, а также миссис Уильям Гвин, одна из наиболее известных в Луизиане своим гостеприимством. Ее муж Уильям Мак Гвин обладал могучей, как у льва, головой, венчающей прекрасную высокую фигуру, у него был голос профессионального оратора и облик политика. Отец Гвина сражался бок о бок с Томом Бентоном в войне 1812 года, и с тех пор семьи дружили. В беседах с Джесси Гвин был предельно откровенным. У него был большой политический опыт благодаря тому, что он представлял Миссисипи в конгрессе.

— Я оставил самую выгодную политическую работу в Соединенных Штатах, чтобы переехать в Калифорнию, — сказал он. — Через год я вернусь в Вашингтон как первый сенатор нового штата.

Джесси была озадачена, словно кто-то прочитал ее мысли вслух на публичном собрании.

— Вы вроде бы уверены в этом, мистер Гвин.

— Я не единственный, — прогудел Гвин. — Перед отъездом из Вашингтона я сказал Стефану Дугласу, что в это примерно время в следующем году я попрошу его представить мои верительные грамоты сенату. Дуглас воскликнул: «Да благословит вас Господь, верю, что вы представите!».

Про себя Джесси подумала: «Могу поверить в это, но от штата выбирают лишь двух сенаторов. А сколько мужчин направляются в Калифорнию с такими же амбициями!»

Когда судно прибыло в Сан-Диего, она отдала Лили на попечение миссис Грей, а сама закрылась в каюте другой женщины, боясь известий, какие могут поступить, и не желая, чтобы видели ее реакцию. Сквозь шум и крики пассажиров, сходивших на берег в Сан-Диего, она услышала, что кто-то бежит, а затем раздался стук в дверь каюты, и мужской голос выкрикнул:

— Миссис Фремонт, полковник здоров, он едет в Сан-Франциско встретить вас! Он не потерял ногу, всего лишь обморозил.

Джесси отперла каюту и распахнула дверь.

— Вы уверены? — спросила она.

— Да, мэм! Он был здесь несколько дней назад.