|
Тем не менее празднества стали редки. Поскольку ресурсы свободных граждан иссякли, донья Пепита вспомнила о пеонах. У жителей Уараутамбо был всего один праздник в году, но отмечали его с большой помпой. Заранее назначался распорядитель. В течение двенадцати месяцев он копил деньги, и потом целую неделю длился роскошный пир. Праздник обходился не менее чем в тридцать-сорок тысяч солей. Устроитель нанимает оркестр на восемь дней – восемь тысяч солей, на праздник сходится вся округа, на угощение надо не меньше десятка коров зарезать, еще десять тысяч. Кто сладко ест, тот славно пьет – приходится выставлять десять арроб водки. А кавалькада? Не выезжать же у всех на глазах с ободранной уздой да на самодельном седле. Надо, чтоб лошадь была в серебряных латах. Устроитель только о том и думает, как бы не ударить в грязь лицом. Надо добыть двадцать красивых лошадей. В Янауанке такие чудеса не водятся, зато в Серро-де-Паско, у сеньора Берни, все, что угодно, можно напрокат получить. В долг Берни не верит, вноси заранее пять тысяч солей. Да поскорее: не у одних только жителей Уараутамбо праздник – все селения участвуют в кавалькаде, каждому хочется покрасоваться. А у Берни чего только нет: и маски (как же без маски на таком великолепном празднике?), и седла с инкрустациями (лестно выехать на таком седле на праздник Тапук). А еще там полно карнавальных костюмов: всякие звери, шахматные кони<sub>}</sub> ведьмы, плясуны… вот и еще пять тысяч солей. А еще надо вязанок пятьдесят Дров, чтобы сготовить угощение. А еще…
«Этот вальс мне все печенки переворачивает», – орет донья Пепита, вытирая слезы. Бывает так, вдруг донье Пепите покажется, что кто-то глянул на нее косо; она возьмет да и выгонит из дому всю семью. Вот и спи под открытым небом полмесяца, пока не смилуется. Но от грустных песен донья Пепита тает. Донья Пепита переживает. Она вспоминает прежние годы, когда суровый судья еще не увез ее из дому. Голос певца слабеет. Хозяйка хмурится. «Пой, сволочь!» – кричит она. Донья Пепита всхлипывает: – Ну что это такое? На двадцать лиг в округе не найти Приличного певца. Приходится слушать этот поганый вой. Оркестр в отчаянии на ходу меняет репертуар. Исполняется «Провинциал»: «Провинциал» разогнал тучи. Донья Пепита откидывает голову на спинку кресла и заливается слезами. В молодости, до того как судья возник на повороте к Чипипате, донья Пепита жила в Лиме. Песня, видимо, будит какие-то воспоминания. Чтоб оплатить все великолепие, распорядитель праздника просит гуахе. Гуахе – это долг, который возвращается вдвойне. Если кто берет в долг ягненка, должен возвратить двух, кто берет быка, возвращает двух. Астрономическую сумму, в которую обходится праздник, приходится выплачивать в течение всей жизни, а зачастую и жизни не хватает. Человек смертен, долг бессмертен. Вдова и дети продолжают выплачивать. Год за годом люди сеют, собирают урожаи и платят, платят за веселье, в котором не участвовали, ибо еще не родились. Они сделали то, что должно, а должны за то, что сделали. Донья Пепита перебирает струны гитары. Она вспоминает маркиза де Монтекларос. Те празднества, что гремели, когда Донья Пепита играла в куклы, не оплачены по сей день, хотя в Волосах ее уже поблескивают первые белые нити. Пиры начала века, времен цилиндров и сюртуков и дона Аугусто Б. Легиа оплачиваются теперь, под сапогом дона Мануэля Аполинарио Одриа. Тогда, в 1900 году, пеон из Уараутамбо Максимо Веласкес был распорядителем праздника в честь святой Розы. Разумеется, он попросил и получил гуахе. Праздник начался утром, в час, когда маленькая Пепита рыдала над разбитым зеркальцем. Она не хотела ничего есть с горя, но отец, гости и пеоны вовсе не жалели о зеркальце и плясали три дня подряд. Дон Максимо Веласкес умер в 1944 году. В счет долга у его вдовы забрали весь скот, а Веласкесы сейчас должны больше, чем в 1900 году. |
