|
- Ну двенадцать, только не больше, вы понимаете, что он хочет драться серьезно. Умеете вы зарядить пистолет? - Умею. У меня есть пистолеты; я дам слово, что вы из них не стреляли. Его секундант тоже слово про свои; две пары, и мы сделаем чет и нечет, его или нашу? - Прекрасно. - Хотите посмотреть пистолеты? - Пожалуй. Кириллов присел на корточки пред своим чемоданом в углу, всЈ еще не разобранным, но из которого вытаскивались вещи по мере надобности. Он вытащил со дна ящик пальмового дерева, внутри отделанный красным бархатом, и из него вынул пару щегольских, чрезвычайно дорогих пистолетов. - Есть всЈ: порох, пули, патроны. У меня еще револьвер; постойте. Он полез опять в чемодан и вытащил другой ящик с шестиствольным американским револьвером. - У вас довольно оружия, и очень дорогого. - Очень. Чрезвычайно. Бедный, почти нищий, Кириллов, никогда впрочем и не замечавший своей нищеты, видимо с похвальбой показывал теперь свои оружейные драгоценности, без сомнения приобретенные с чрезвычайными пожертвованиями. - Вы всЈ еще в тех же мыслях? - спросил Ставрогин после минутного молчания и с некоторою осторожностию. - В тех же, - коротко ответил Кириллов, тотчас же по голосу угадав о чем спрашивают, и стал убирать со стола оружие. - Когда же? - еще осторожнее спросил Николай Всеволодович, опять после некоторого молчания. Кириллов между тем уложил оба ящика в чемодан и уселся на прежнее место. - Это не от меня, как знаете; когда скажут, - пробормотал он, как бы несколько тяготясь вопросом, но в то же время с видимою готовностию отвечать на все другие вопросы. На Ставрогина он смотрел не отрываясь, своими черными глазами без блеску, с каким-то спокойным, но добрым и приветливым чувством. - Я, конечно, понимаю застрелиться, - начал опять, несколько нахмурившись Николай Всеволодович, после долгого, трехминутного задумчивого молчания; - я иногда сам представлял, и тут всегда какая-то новая мысль: Если бы сделать злодейство, или, главное, стыд, то-есть позор, только очень подлый и... смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: "один удар в висок и ничего не будет". Какое дело тогда до людей, и что они будут плевать тысячу лет, не так ли? - Вы называете, что это новая мысль? - проговорил Кириллов подумав. - Я... не называю... когда я подумал однажды, то почувствовал совсем новую мысль. - "Мысль почувствовали"? - переговорил Кириллов, - это хорошо. Есть много мыслей, которые всегда и которые вдруг станут новые. Это верно. Я много теперь как в первый раз вижу. - Положим, вы жили на луне, - перебил Ставрогин, не слушая и продолжая свою мысль, - вы там, положим, сделали, все эти смешные пакости. |
