|
.. Вы знаете наверно отсюда, что там будут смеяться и плевать на ваше имя тысячу лет, вечно, во всю луну. Но теперь вы здесь и смотрите на луну отсюда: какое вам дело здесь до всего того, что вы там наделали, и что тамошние будут плевать на вас тысячу лет, не правда ли? - Не знаю, - ответил Кириллов, - я на луне не был, - прибавил он без всякой иронии, единственно для обозначения факта. - Чей это давеча ребенок? - Старухина свекровь приехала; нет, сноха... всЈ равно. Три дня. Лежит больная, с ребенком; по ночам кричит очень, живот. Мать спит, а старуха приносит; я мячем. Мяч из Гамбурга. Я в Гамбурге купил, чтобы бросать и ловить: укрепляет спину. Девочка. - Вы любите детей? - Люблю, - отозвался Кириллов довольно впрочем равнодушно. - Стало быть, и жизнь любите? - Да, люблю и жизнь, а что? - Если решились застрелиться. - Что же? Почему вместе? Жизнь особо, а то особо. Жизнь есть, а смерти нет совсем. - Вы стали веровать в будущую вечную жизнь? - Нет, не в будущую вечную, а в здешнюю вечную. Есть минуты, вы доходите до минут, и время вдруг останавливается и будет вечно. - Вы надеетесь дойти до такой минуты? - Да. - Это вряд ли в наше время возможно, - тоже без всякой иронии отозвался Николай Всеволодович, медленно и как бы задумчиво. - В Апокалипсисе ангел клянется, что времени больше не будет. - Знаю. Это очень там верно; отчетливо и точно. Когда весь человек счастья достигнет, то времени больше не будет, потому что не надо. Очень верная мысль. - Куда ж его спрячут? - Никуда не спрячут. Время не предмет, а идея. Погаснет в уме. - Старые философские места, одни и те же с начала веков, - с каким-то брезгливым сожалением пробормотал Ставрогин. - Одни и те же! Одни и те же с начала веков, и никаких других никогда! - подхватил Кириллов с сверкающим взглядом, как будто в этой идее заключалась чуть не победа. - Вы, кажется, очень счастливы, Кириллов? - Да, очень счастлив, - ответил тот, как бы давая самый обыкновенный ответ. - Но вы так недавно еще огорчались, сердились на Липутина? - Гм... я теперь не браню. Я еще не знал тогда, что был счастлив. Видали вы лист, с дерева лист? - Видал. - Я видел недавно желтый, немного зеленого, с краев подгнил. Ветром носило. Когда мне было десять лет, я зимой закрывал глаза нарочно и представлял лист зеленый, яркий с жилками, и солнце блестит. Я открывал глаза и не верил, потому что очень хорошо, и опять закрывал. - Это что же, аллегория? - Н-нет... зачем? Я не аллегорию, я просто лист, один лист. Лист хорош. ВсЈ хорошо. |
