|
- А между рабочими бунт. Перепороть их сплошь, и дело с концом. - Бунт? Вздор это; я велел, и вычистили. - Эх, Андрей Антонович, мягкий вы человек! - Я, во-первых, вовсе не такой уж мягкий, а во-вторых... - укололся было опять фон-Лембке. Он разговаривал с молодым человеком через силу, из любопытства, не скажет ли тот чего новенького. - А-а, опять старая знакомая! - перебил Петр Степанович, нацелившись на другую бумажку под преспапье, тоже в роде прокламации, очевидно заграничной печати, но в стихах; - ну эту я наизусть знаю: Светлая Личность! Посмотрим; ну так, Светлая Личность и есть. Знаком с этой личностью еще с заграницы. Где откопали? - Вы говорите, что видели за границей? - встрепенулся фон-Лембке. - Еще бы, четыре месяца назад, или даже пять. - Как много вы однако за границей видели, - тонко посмотрел фон-Лембке. Петр Степанович, не слушая, развернул бумажку и прочел вслух стихотворение: СВЕТЛАЯ ЛИЧНОСТЬ. Он незнатной был породы, Он возрос среди народа, Но гонимый местью царской, Злобной завистью боярской, Он обрек себя страданью, Казням, пыткам, истязанью, И пошел вещать народу Братство, равенство, свободу. И, восстанье начиная, Он бежал в чужие краи, Из царева каземата, От кнута, щипцов и ката. А народ, восстать готовый Из-под участи суровой, От Смоленска до Ташкента С нетерпеньем ждал студента. Ждал его он поголовно, Чтоб идти беспрекословно Порешить в конец боярство, Порешить совсем и царство, Сделать общими именья И предать навеки мщенью Церкви, браки и семейство - Мира старого злодейство! - Должно быть у того офицера взяли, а? - спросил Петр Степанович. - А вы и того офицера изволите знать? - Еще бы. Я там с ними два дня пировал. Ему так и надо было сойти с ума. - Он может быть и не сходил с ума. - Не потому ли что кусаться начал? - Но, позвольте, если вы видели эти стихи за границей и потом оказывается здесь у того офицера... - Что? замысловато! Вы, Андрей Антонович, меня, как вижу, экзаменуете? Видите-с, - начал он вдруг с необыкновенною важностью. - О том, что я видел за границей, я возвратясь уже кой-кому объяснил, и объяснения мои найдены удовлетворительными, иначе я не осчастливил бы моим присутствием здешнего города. Считаю, что дела мои в этом смысле покончены, и никому не обязан отчетом. И не потому покончены, что я доносчик, а потому, что не мог иначе поступить. Те, которые писали Юлие Михайловне, зная дело, писали обо мне, как о человеке честном. |
