Они меня не любят, потому что я воротился... но обещайте мне Шатова, и я вам
их всех на одной тарелке подам. Пригожусь, Андрей Антонович! Я эту всю
жалкую кучку полагаю человек в девять - в десять. Я сам за ними слежу, от
себя-с. Нам уж трое известны: Шатов, Кириллов и тот подпоручик. Остальных я
еще только разглядываю... впрочем, не совсем близорук. Это как в Х-и
губернии; там схвачено с прокламациями два студента, один гимназист, два
двадцатилетних дворянина, один учитель и один отставной майор, лет
шестидесяти, одуревший от пьянства, вот и всЈ, и уж поверьте, что всЈ; даже
удивились, что тут и всЈ. Но надо шесть дней. Я уже смекнул на счетах; шесть
дней и не раньше. Если хотите какого-нибудь результата - не шевелите их еще
шесть дней, и я вам их в один узел свяжу; а пошевелите раньше - гнездо
разлетится. Но дайте Шатова. Я за Шатова... А всего бы лучше призвать его
секретно и дружески, хоть сюда в кабинет, и проэкзаменовать, поднявши пред
ним завесу... Да он наверно сам вам в ноги бросится и заплачет! Это человек
нервный, несчастный; у него жена гуляет со Ставрогиным. Приголубьте его, и
он всЈ сам откроет, но надо шесть дней... А главное, главное - ни
полсловечка Юлии Михайловне. Секрет. Можете секрет?
- Как? - вытаращил глаза Лембке, - да разве вы Юлии Михайловне ничего
не... открывали?
- Ей? Да сохрани меня и помилуй! Э-эх, Андрей Антонович! Видите-с: я
слишком ценю ее дружбу, и высоко уважаю... ну и там всЈ это... но я не
промахнусь. Я ей не противоречу, потому что ей противоречить, сами знаете,
опасно. Я ей, может, и закинул словечко, потому что она это любит, но чтоб я
выдал ей, как вам теперь, имена, или там что-нибудь, э-эх, батюшка! Ведь я
почему обращаюсь теперь к вам? Потому что вы всЈ-таки мужчина, человек
серьезный, с старинною твердою служебною опытностью. Вы видали виды. Вам
каждый шаг в таких делах, я думаю, наизусть известен еще с петербургских
примеров. А скажи я ей эти два имени, например, и она бы так забарабанила...
Ведь она отсюда хочет Петербург удивить. Нет-с, горяча слишком, вот что-с.
- Да, в ней есть несколько этой фуги, - не без удовольствия пробормотал
Андрей Антонович, в то же время ужасно жалея, что этот неуч осмеливается,
кажется, выражаться об Юлии Михайловне немного уж вольно. Петру же
Степановичу, вероятно, казалось, что этого еще мало и что надо еще поддать
пару, чтобы польстить и совсем уже покорить "Лембку".
- Именно фуги, - поддакнул он, - пусть она женщина может быть
гениальная, литературная, но - воробьев она распугает. Шести часов не
выдержит, не то что шести дней. Э-эх, Андрей Антонович, не налагайте на
женщину срока в шесть дней! Ведь признаете же вы за мною некоторую
опытность, то-есть в этих делах; ведь знаю же я кое-что, и вы сами знаете,
что я могу знать кое-что. Я у вас не для баловства шести дней прошу, а для
дела. |