..
- Уж будто и все, - прошептал тихонько Лямшин.
- Но я делаю это вскользь, лишь бы как-нибудь убить неотвязчивое время
и... удовлетворить всяким этим неотвязчивым требованиям соотечественников.
- Вам вероятно известно, Степан Трофимович, - восторженно продолжала
Юлия Михайловна, - что завтра мы будем иметь наслаждение услышать прелестные
строки... одно из самых последних изящнейших беллетристических вдохновений
Семена Егоровича, оно называется Merci. Он объявляет в этой пиесе, что
писать более не будет, не станет ни за что на свете, если бы даже ангелы с
неба или, лучше сказать, всЈ высшее общество его упрашивало изменить
решение. Одним словом, кладет перо на всю жизнь, и это грациозное Merci
обращено к публике в благодарность за тот постоянный восторг, которым она
сопровождала столько лет его постоянное служение честной русской мысли.
Юлия Михайловна была на верху блаженства.
- Да, я распрощаюсь; скажу свое Merci и уеду, и там... в Карльсруэ...
закрою глаза свои, - начал мало-по-малу раскисать Кармазинов.
Как многие из наших великих писателей (а у нас очень много великих
писателей), он не выдерживал похвал и тотчас же начинал слабеть, несмотря на
свое остроумие. Но я думаю, что это простительно. Говорят, один из наших
Шекспиров прямо так и брякнул в частном разговоре, что, "дескать нам,
великим людям, иначе и нельзя" и т. д., да еще и не заметил того.
- Там, в Карльсруэ, я закрою глаза свои. Нам, великим людям, остается,
сделав свое дело, поскорее закрывать глаза, не ища награды. Сделаю так и я.
- Дайте адрес, и я приеду к вам в Карльсруэ на вашу могилу, - безмерно
расхохотался немец.
- Теперь мертвых и по железным дорогам пересылают, - неожиданно
проговорил кто-то из незначительных молодых людей.
Лямшин так и завизжал от восторга. Юлия Михайловна нахмурилась. Вошел
Николай Ставрогин.
- А мне сказали, что вас взяли в часть? - громко проговорил он,
обращаясь прежде всех к Степану Трофимовичу.
- Нет, это был всего только частный случай, - скаламбурил Степан
Трофимович.
- Но надеюсь, что он не будет иметь ни малейшего влияния на мою
просьбу, - опять подхватила Юлия Михайловна, - я надеюсь, что вы, не взирая
на эту несчастную неприятность, о которой я не имею до сих пор понятия, не
обманете наших лучших ожиданий и не лишите нас наслаждения услышать ваше
чтение на литературном утре.
- Я не знаю, я... теперь...
- Право, я так несчастна, Варвара Петровна... и представьте, именно
когда я так жаждала поскорее узнать лично одного из самых замечательных и
независимых русских умов, и вот вдруг Степан Трофимович изъявляет намерение
от нас удалиться.
- Похвала произнесена так громко, что я конечно должен бы был не
расслышать, - отчеканил Степан Трофимович, - но не верю, чтобы моя бедная
личность была так необходима завтра для вашего праздника. |