Намекали на какие-то домашние происшествия,
всЈ шепотом, разумеется. Никто не брался за шляпу, а все ожидали. Я не знаю,
что успела сделать Юлия Михайловна, но минут через пять она воротилась,
стараясь изо всех сил казаться спокойною. Она отвечала уклончиво, что Андрей
Антонович немного в волнении, но что это ничего, что с ним это еще с
детства, что она знает "гораздо лучше", и что завтрашний праздник конечно
развеселит его. Затем еще несколько лестных, но единственно для приличия,
слов Степану Трофимовичу и громкое приглашение членам комитета теперь же,
сейчас, открыть заседание. Тут только стали было не участвовавшие в комитете
собираться домой; но болезненные приключения этого рокового дня еще не
окончились...
Еще в самую ту минуту, как вошел Николай Всеволодович, я заметил, что
Лиза быстро и пристально на него поглядела и долго потом не отводила от него
глаз, - до того долго, что под конец это возбудило внимание. Я видел, что
Маврикий Николаевич нагнулся к ней сзади и, кажется, хотел-было что-то ей
пошептать, но видно переменил намерение и быстро выпрямился, оглядывая всех
как виноватый. Возбудил любопытство и Николай Всеволодович: лицо его было
бледнее обыкновенного, а взгляд необычайно рассеян. Бросив свой вопрос
Степану Трофимовичу при входе, он как бы забыл о нем тотчас же, и, право,
мне кажется, так и забыл подойти к хозяйке. На Лизу не взглянул ни разу, -
не потому что не хотел, а потому, утверждаю это, что и ее тоже вовсе не
замечал. И вдруг, после некоторого молчания, последовавшего за приглашением
Юлии Михайловны открыть, не теряя времени, последнее заседание, - вдруг
раздался звонкий, намеренно громкий голос Лизы. Она позвала Николая
Всеволодовича.
- Николай Всеволодович, мне какой-то капитан, называющий себя вашим
родственником, братом вашей жены, по фамилии Лебядкин, всЈ пишет неприличные
письма и в них жалуется на вас, предлагая мне открыть какие-то про вас
тайны. Если он в самом деле ваш родственник, то запретите ему меня обижать и
избавьте от неприятностей.
Страшный вызов послышался в этих словах, все это поняли. Обвинение было
явное, хотя может быть и для нее самой внезапное. Похоже было на то, когда
человек, зажмуря глаза, бросается с крыши.
Но ответ Николая Ставрогина был еще изумительнее.
Во-первых, уже то было странно, что он вовсе не удивился и выслушал
Лизу с самым спокойным вниманием. Ни смущения, ни гнева не отразилось в лице
его. Просто, твердо, даже с видом полной готовности ответил он на роковой
вопрос:
- Да, я имею несчастие состоять родственником этого человека. Я муж его
сестры, урожденной Лебядкиной, вот уже скоро пять лет. Будьте уверены, что я
передам ему ваши требования в самом скорейшем времени, и отвечаю, что более
он не будет вас беспокоить.
Никогда не забуду ужаса, изобразившегося в лице Варвары Петровны. С
безумным видом привстала она со стула, приподняв пред собою, как бы
защищаясь, правую руку. |