|
Она скончалась в Париже, быв с ним последние три года в разлуке, и оставив ему пятилетнего сына, "плод первой, радостной и еще неомраченной любви", как вырвалось раз при мне у грустившего Степана Трофимовича. Птенца еще с самого начала переслали в Россию, где он и воспитывался всЈ время на руках каких-то отдаленных теток, где-то в глуши. Степан Трофимович отклонил тогдашнее предложение Варвары Петровны и быстро женился опять, даже раньше году, на одной неразговорчивой берлинской немочке, и, главное, безо всякой особенной надобности. Но кроме этой, оказались и другие причины отказа от места воспитателя: его соблазняла гремевшая в то время слава одного незабвенного профессора, и он, в свою очередь, полетел на кафедру, к которой готовился, чтобы испробовать и свои орлиные крылья. И вот теперь, уже с опаленными крыльями, он естественно вспомнил о предложении, которое еще и прежде колебало его решение. Внезапная же смерть и второй супруги, не прожившей с ним и году, устроила всЈ окончательно. Скажу прямо: всЈ разрешилось пламенным участием и драгоценною, так-сказать классическою дружбой к нему Варвары Петровны, если только так можно о дружбе выразиться. Он бросился в объятия этой дружбы, и дело закрепилось слишком на двадцать лет. Я употребил выражение "бросился в объятия", но сохрани бог кого-нибудь подумать о чем-нибудь лишнем и праздном; эти объятия надо разуметь в одном лишь самом высоконравственном смысле. Самая тонкая и самая деликатнейшая связь соединила эти два столь замечательные существа, навеки. Место воспитателя было принято еще и потому, что и именьице, оставшееся после первой супруги Степана Трофимовича, - очень маленькое, - приходилось совершенно рядом со Скворешниками, великолепным подгорным имением Ставрогиных в нашей губернии. К тому же всегда возможно было в тиши кабинета, и уже не отвлекаясь огромностью университетских занятий, посвятить себя делу науки и обогатить отечественную словесность глубочайшими исследованиями. Исследований не оказалось; но зато оказалось возможным простоять всю остальную жизнь, более двадцати лет, так-сказать "воплощенной укоризной" пред отчизной, по выражению народного поэта: Воплощенной укоризною ...................... Ты стоял перед отчизною, Либерал-идеалист. Но то лицо, о котором выразился народный поэт, может быть и имело право всю жизнь позировать в этом смысле, если бы того захотело, хотя это и скучно. Наш же Степан Трофимович, по правде, был только подражателем сравнительно с подобными лицами, да и стоять уставал и частенько полеживал на боку. Но хотя и на боку, а воплощенность укоризны сохранялась и в лежачем положении, - надо отдать справедливость, тем более, что для губернии было и того достаточно. Посмотрели бы вы на него у нас в клубе, когда он садился за карты. |
