Мы ничего не видали, а подле нас вдруг появилась наездница, Лизавета
Николаевна, со своим всегдашним провожатым. Она остановила коня.
- Идите, идите же скорее! - звала она громко и весело, - я двенадцать
лет не видала его и узнала, а он... Неужто не узнаете меня?
Степан Трофимович схватил ее руку, протянутую к нему, и благоговейно
поцеловал ее. Он глядел на нее как бы с молитвой и не мог выговорить слова.
- Узнал и рад! Маврикий Николаевич, он в восторге, что видит меня! Что
же вы не шли все две недели? ТЈтя убеждала, что вы больны, и что вас нельзя
потревожить; но ведь я знаю, тЈтя лжет. Я всЈ топала ногами и вас бранила,
но я непременно, непременно хотела, чтобы вы сами первый пришли, потому и не
посылала. Боже, да он нисколько не переменился! - рассматривала она его,
наклоняясь с седла, - он до смешного не переменился! Ах нет, есть морщинки,
много морщинок у глаз и на щеках, и седые волосы есть, но глаза те же! А я
переменилась? Переменилась? Но что же вы всЈ молчите?
Мне вспомнился в это мгновение рассказ о том, что она была чуть не
больна, когда ее увезли одиннадцати лет в Петербург; в болезни будто бы
плакала и спрашивала Степана Трофимовича.
- Вы... я... - лепетал он теперь обрывавшимся от радости голосом, - я
сейчас вскричал: "кто успокоит меня!" и раздался ваш голос... Я считаю это
чудом et je commence а croire.
- En Dieu? En Dieu, qui est lа-haut et qui est si grand et si bon?
Видите, я все ваши лекции наизусть помню. Маврикий Николаевич, какую он мне
тогда веру преподавал en Dieu, qui est si grand et si bon! А помните ваши
рассказы о том, как Колумб открывал Америку, и как все закричали: земля,
земля! Няня Алена Фроловна говорит, что я после того ночью бредила и во сне
кричала: земля, земля! А помните, как вы мне историю принца Гамлета
рассказывали? А помните, как вы мне описывали, как из Европы в Америку
бедных эмигрантов перевозят? И всЈ-то неправда, я потом всЈ узнала, как
перевозят, но как он мне хорошо лгал тогда, Маврикий Николаевич, почти лучше
правды! Чего вы так смотрите на Маврикия Николаевича? Это самый лучший и
самый верный человек на всем земном шаре, и вы его непременно должны
полюбить как меня! Il fait tout се que je veux. Но, голубчик Степан
Трофимович, стало быть, вы опять несчастны, коли среди улицы кричите о том,
кто вас успокоит? Несчастны, ведь так? Так?
- Теперь счастлив...
- ТЈтя обижает? - продолжала она не слушая, - всЈ та же злая,
несправедливая и вечно нам бесценная тЈтя! А помните, как вы бросались ко
мне в объятия в саду, а я вас утешала и плакала, - да не бойтесь же Маврикия
Николаевича; он про вас всЈ, всЈ знает, давно, вы можете плакать на его
плече сколько угодно, и он сколько угодно будет стоять!.. Приподнимите
шляпу, снимите совсем на минутку, протяните голову, станьте на цыпочки, я
вас сейчас поцелую в лоб, как в последний раз поцеловала, когда мы
прощались. |