|
Я решительно не верил этому изданию; потом это глупое письмо, но в котором слишком ясно предлагался какой-то донос "по документам" и о чем все они промолчали, а говорили совсем о другом, наконец эта типография и внезапный уход Шатова именно потому, что заговорили о типографии. ВсЈ это навело меня на мысль, что тут еще прежде меня что-то произошло и о чем я не знаю; что стало быть я лишний и что всЈ это не мое дело. Да и пора было уходить, довольно было для первого визита. Я подошел откланяться Лизавете Николаевне. Она, кажется, и забыла, что я в комнате, и стояла всЈ на том же месте у стола, очень задумавшись, склонив голову и неподвижно смотря в одну выбранную на ковре точку. - Ах и вы, до свидания, - пролепетала она привычно-ласковым тоном. - Передайте мой поклон Степану Трофимовичу и уговорите его придти ко мне поскорей. Маврикий Николаевич, Антон Лаврентьевич уходит. Извините, мама не может выйти с вами проститься... Я вышел и даже сошел уже с лестницы, как вдруг лакей догнал меня на крыльце: - Барыня очень просили воротиться... - Барыня или Лизавета Николаевна? - Оне-с. Я нашел Лизу уже не в той большой зале, где мы сидели, а в ближайшей приемной комнате. В ту залу, в которой остался теперь Маврикий Николаевич один, дверь была притворена наглухо. Лиза улыбнулась мне, но была бледна. Она стояла посреди комнаты в видимой нерешимости, в видимой борьбе; но вдруг взяла меня за руку и молча, быстро подвела к окну. - Я немедленно хочу ее видеть, - прошептала она, устремив на меня горячий, сильный, нетерпеливый взгляд, не допускающий и тени противоречия; - я должна ее видеть собственными глазами и прошу вашей помощи. Она была в совершенном исступлении и - в отчаянии. - Кого вы желаете видеть, Лизавета Николаевна?-осведомился я в испуге. - Эту Лебядкину, эту хромую... Правда, что она хромая? Я был поражен. - Я никогда не видал ее, но я слышал, что она хромая, вчера еще слышал, - лепетал я с торопливою готовностию и тоже шепотом. - Я должна ее видеть непременно. Могли бы вы это устроить сегодня же? Мне стало ужасно ее жалко. - Это невозможно и к тому же я совершенно не понимал бы, как это сделать, - начал было я уговаривать, - я пойду к Шатову... - Если вы не устроите к завтраму, то я сама к ней пойду, одна, потому что Маврикий Николаевич отказался. Я надеюсь только на вас, и больше у меня нет никого; я глупо говорила с Шатовым... Я уверена, что вы совершенно честный и, может быть, преданный мне человек, только устройте. У меня явилось страстное желание помочь ей во всем. - Вот что я сделаю, - подумал я капельку, - я пойду сам и сегодня наверно, наверно ее увижу! Я так сделаю, что увижу, даю вам честное слово; но только - позвольте мне ввериться Шатову. |
